– А за что же они сидят? Что плохого они сделали?
– Ровно ничего, сынок. Вот за это-то их и засадили.
Джанни Родари (1920-1980).
Правительственная политика в отношении «сословия казачества» при последних царях оставалась в русле той, что предначертал для казаков Николай I. Не проходила бесследно усердная работа по их русификации при помощи русских педагогов и русского духовенства. В распоряжении таких наставников был авторитет знания и Церкви, готовые материалы по русской истории, этнографии и политической мысли, дружно работавшие для создания в казачьих душах чувства вины перед русским народом и царской династией. Репрессии, пережитые днепровскими и донскими казаками, объяснялись «неистовым» строем Казачьих республик, которые в глазах широких масс должны были стать бандами, объединёнными страстью к безделью и грабежу, «гулящими людьми», «сбродом», которому на роду написано расширять и охранять русские границы. Надо было отслужить воображаемые вины предков, не щадя ни крови, ни жизни, только по долгу перед Империей и принимать каждую кроху, падающую из рук царя, с благоговением и благодарностью, как особую милость.
Такими настроениями проникалась часть казачьей интеллигенции, воспитанной вне Присуда в русских военных и гражданских школах. А в массах Казачьего Народа оставался нетронутым дух Запорожья и Великого Войска Донского. Народ оставался при своих преданиях, ничего горького не забывал и потому оказался восприимчивым к революционным идеям, бродившим по просторам Империи, что наглядно проявилось немного позднее, в 1917 году.
Но, несмотря на то, что на протяжении всего XIX века шло духовное наступление на казачество, а население Дона постоянно пополнялось переселениями людей иного рода (иногородних), несмотря на то, что основные кадры духовенства и учителей составлялись из них же, духовные связи между казаками и Россией зарождались «со скрипом». Казаки в своей основной массе продолжали жить замкнутыми обществами, избегая даже смешанных браков с иногородними. Тяга к русским культурным интересам намечалась только у интеллигенции, воспитанной в русской культуре. Но и среди неё, как и среди казачьих масс, политической связью с Россией признавались одни только российские монархи, которым на верность присягал с XVII века каждый казак.
Десятилетия подавления российским самодержавием любых свободолюбивых устремлений казаков, кровавые подавления казачьих восстаний, угнетение национального самосознания казаков и тому подобное воспитали в рядовой казачьей среде стойкое неприязненное отношение как к российской власти в целом, так и к её представителям в частности.
Как российское сословие, казаки были наделены отличными от других «сословными правами». Однако некоторые местные сословно-войсковые «привилегии» только прикрывали собой исключительные воинские тяготы, которые несло казачество и которые на самом деле в корне подрезывали хозяйственную мощь его (А.Ф. Керенский). Но и с сохранёнными казачьими вольностями не особенно бережно считалось правительство, ещё помнившее былые смуты и тревожные годы (А.И. Куприн).
В 1882 году главноначальствующим Кавказа был назначен генерал-от-кавалерии князь Александр Михайлович Дондуков-Корсаков. Боевой командир, участник Кавказской и двух Турецких войн, в период «царского расказачивания» он был одним из главных противников министра Милютина, который и был основным проводником антиказачьей политики.
Дондуков-Корсаков вскрыл вопиющие факты. Гражданские власти, в ведение коих попали казаки, всячески притесняли их. На них перелагали земские повинности и подати. Все земельные и прочие споры решались в пользу крестьян – у казаков отбирали то, что они завоевали своей кровью! Дондуков-Корсаков энергично взялся наводить порядок. Представил царю доклад о необходимости введения поста наказного атамана обоих кавказских казачьих Войск и был назначен на эту должность.
Дондуков-Корсаков разработал «контрреформы», которые были распространены и на другие Войска. Казачьи отделы выводились из подчинения гражданских областных начальников, управлялись своими отдельскими атаманами и стали подконтрольны только войсковым властям. Пресекалось дальнейшее переселение иногородних (неказаков) на казачьи земли. А для тех, кто уже осел в станичных юртах, увеличивалась «посажённая плата». Станичная община становилась не всесословной, а только казачьей, иногородние лишались права участия в Сходах. Казачьи офицеры и чиновники, получившие землю в частную собственность, отныне могли продавать её только внутри Войска. А земли, проданные посторонним лицам раньше, начали выкупать. Срок аренды казачьей и юртовой земли ограничивался 1 годом. Восстанавливалось и поощрялось войсковое предпринимательство.
Казаки, кстати, высоко оценили заступничество Дондукова-Корсакова. В знак признательности присвоили ему на своём Сходе звание «почётного старика станицы Баталпашинской» – и князь гордился этим титулом не меньше, чем званием доктора права Петербургского университета. Но большинство плодов антиказачьего «реформаторства» второй половины XIX века выправить Дондукову-Корсакову до конца не удалось. Не будешь же выселять массы иногородних. И куда? А при выкупании казачьих земель далеко не все собственники соглашались продавать их.
В 1896 году, уже при царе Николае II, был восстановлен прежний милютинский закон, разрешавший иногородним селиться в казачьих Войсках. И они снова хлынули. Нанимались батраками к помещикам, богатым казакам, устраивались ремесленниками в городах и станицах, рабочими на шахтах, заводах. Арендовали войсковые и станичные земли. Да и среди казачьих офицеров большинство были бедны, получали значительные паи или наделы в частную собственность, а поднять эту землю не могли, поэтому сдавали в аренду. Тем же иногородним.
В 1898 году приступила к работе комиссия по изучению экономического состояния казачьих хозяйств Терского Войска. В качестве основных причин ухудшения материального положения терских казаков комиссия признала общее понижение доходности земледелия и значительный рост расходов, связанных с исполнением ими военных обязанностей. Говорилось, что доход, получаемый с надела, «далеко не соответствует затратам на снаряжение казака на службу». Отмечалось также, что снижение уровня материального благосостояния казаков происходит с угрожающей быстротой.
Через год после проведения комиссии по изучению экономического состояния казачьих хозяйств в Терском Войске, в 1899 году, к аналогичным выводам пришла и комиссия по выяснению причин «оскудения» кубанского казачества. Публицист, историк, казачий полковник Ф.И. Елисеев в эмиграции писал о кубанцах: «Казаки уходили на действительную четырёхлетнюю службу на собственном коне с седлом, в трёхкомплектном обмундировании, положенном по арматурному списку: три черкески, три бешмета, бурка, овчинный полушубок, длинный ватный бешмет, три пары белья, полотенца, носовые платки, сапожная щётка и скребница для чистки коня, сетка для сена, саквы для овса, торба, попона, шило, швайка, иголки, плитки, ушивальники для починки седла и белые холщовые сумочки для соли, сахара, пшена; две пары новых сапог и одна пара ноговиц с чувяками». Вместе с этим «каждый конный казак должен иметь кинжал с поясом, шашку кавказского образца, мягкий кожаный патронташ для боевых патронов и черкесскую лёгкую плеть для коня. Для черкесок мирного времени казак должен иметь комплект из 28 холостых патронов с пулями, заполнить ими „подгазники“ (патронники) на черкеске по 14 штук на каждую сторону. Во время войны „подгазники“ заполнялись боевыми патронами».
Всё это приобреталось на собственные деньги каждого семейства, отправляющего своего сына на военную службу. Признавалось, что отрицательные последствия для казачьих хозяйств имеют не только расходы, связанные с выходом казака на службу, но и постоянное отвлечение от хозяйства на длительное время наиболее дееспособного казачьего населения. Так, после обследования Лабинского отдела указывалось, что казаки «…имевшие даже среднее состояние, оставляя таковое при женщинах или дряхлых стариках, после 4-летней действительной службы по возвращении домой уже переходили в разряд неимущих, с каждым годом увеличивая эту категорию казаков и тем самым понижая общий уровень казачьего благосостояния».
В 1902 году в Оренбургское Войско была командирована комиссия Главного управления казачьих Войск. В своём отчётном докладе она констатировала, что «хотя в Оренбургском казачьем Войске снаряжение на службу обходится дешевле, чем в прочих Войсках, но затрата и такой суммы ложится довольно тяжёлым бременем на хозяйство казака даже средней зажиточности, а для малоимущего казака является непосильным расходом, вовлекающим его в долги и расшатывающим его хозяйство». Аналогичная, а зачастую и ещё более тяжёлая картина наблюдалась и в других Войсках. Исследователь Сибирского казачьего Войска Ф.Н. Усов отмечал, что казачья семья, имевшая несколько мужчин, после призыва их на службу полностью разорялась.
* * *
На всю существовавшую в казачьих Войсках систему социально-экономических отношений значительный отпечаток накладывали взаимоотношения местного казачьего и иногороднего населения, которое после отмены крепостного права в России постоянно численно возрастало во всех казачьих поселениях. По наличию земельных наделов и имущественному положению казачьи Области, в сравнении с крестьянскими губерниями России, считались богатыми, а казачье население более хозяйственным. В прошлом у казаков были навыки к гражданским свободам и, несмотря на постепенные ущемления в этом отношении со стороны верховной власти, навыки эти продолжали храниться.
Казачьи Войска делились на военные округа, станицы и хутора, во главе которых стояли соответствующие атаманы. Ввиду того, что казачьи Области управлялись «Особым Положением» и несли тяжёлые служебные повинности, полноправными гражданами в них были только казаки. Из-за длительной военной службы, отрывавшей казаков от домашнего быта, лишавшей их возможности заниматься другим трудом, кроме земледелия и скотоводства, все работы ремесленного характера и торговля находились в руках иногородних. Но, с другой стороны, и положение подавляющего большинства иногородних было тяжёлым, они завидовали казакам, относились к ним неприязненно. Иногороднее население не состояло на учёте казачьих властей и находилось под управлением уездных начальников, через которых входило в систему общероссийского управления.
Иногородние жители множились на казачьих землях непропорционально жителям-казакам. Они умножались новоприходцами и их семьи давали больший ежегодный прирост, чем семьи казачьи. Благодаря специальным льготам в их руки перешли офицерские участки и большинство частновладельческих поместий. Таким образом, к 1917 году на казачьих землях почти повсюду оказалось иногородних больше, чем самих казаков.
Взаимоотношения казаков и иногородних не были хорошими. Прикованные к военной службе, казаки видели в иногородних представителей торгового и ростовщического капитала. Приписывая им и их работе разрушение старого земледельческого уклада жизни и своё разорение, казачья войсковая администрация (как и казачья масса) не могла отказаться от воззрения на донских крестьян, как на чужеродный элемент, вросший в тело Казачьего Народа. В свою очередь, иногородние, обжившись на Дону, косо смотрели на особые права хозяев Присуда – казаков. Таким образом, в Войсках возникали «мины замедленного действия». Антагонизмы между казаками и иногородними вскоре во многом помогли советской власти разбить казаков и завладеть их землёй.
* * *
В казачьих поселениях всё неказачье население подразделялось на три категории. К первой относилось «коренное крестьянство» – местное крестьянское население, проживавшее на территориях казачьих Войск либо ещё до их организационного оформления, либо до реформы 1861 года, отменившей крепостное право в России, либо имевшее переселенческий статус. Их правовое и социально-экономическое положение было близко к положению казачества.
Ко второй категории относились «иногородние, имеющие оседлость». (В казачьих Областях на востоке страны их в обиходе именовали «разночинцами»). Данная категория была ограничена в правовом и имущественном отношениях, занимала более низкое положение на социальной лестнице. На этих людях лежали дополнительные обязанности, главной из которых была ежегодная уплата в станичные кассы посажённой платы.
Третью категорию составляли «иногородние неоседлые» (во многих Войсках в обиходе их называли «квартирантами»). Они не имели в своей собственности земли и другой недвижимости. Эта категория крестьян либо вела хозяйство на арендованных у Войска или частных землевладельцев землях, либо нанималась на различные работы.
Правительство детально разработало систему местного казачьего самоуправления, призванную функционировать в строгом соответствии с установленными законодательными нормами. Основным документом стало «Положение об общественном управлении станиц казачьих Войск». Этот проект был детально рассмотрен в Государственном Совете и с незначительными изменениями и дополнениями, изложенными в «Мнении», утверждён 1 июня 1891 года. А 3 июня данное «Положение» было утверждено императором и в тот же день официально вступило в силу. «Положение» состояло из введения и 163 статей, сгруппированных в шести разделах. Оно чётко и всесторонне регламентировало все аспекты формирования и деятельности органов казачьего самоуправления.
К началу XX века казачество обладало целым комплексом законодательно закреплённых прав или привилегий. Основными были следующие. В политическом плане это общее довольно значимое положение казаков в государственно-правовой и социальной структурах как особого сословия, своеобразных военных государственных служащих. Значительными оставались права казачества в области местного самоуправления. По достижении 25-летнего возраста каждый казак получал право участия в работе органов казачьего самоуправления (станичных и хуторских Сходов или Сборов), право голоса при рассмотрении тех или иных внутренних станичных социально-экономических вопросов, имел право избирать и быть избранным в местные властные и судебные органы. Это создавало условия доминирования казачества в общественно-политической жизни казачьих Областей по сравнению с их неказачьим населением.
Но если иногородних и лишили права голоса в станичных общинах, то они пользовались «неофициальными» методами. Ведь станицы разрослись, Сходы стали многолюдными сборищами. И крестьяне, предприниматели, купцы подпаивали казаков, чтобы принимались выгодные для них решения. Богатые иногородние взятками, подарками влияли на станичные власти, на выборах проталкивали в станичные атаманы и правления своих ставленников. Тесное общение с иногородними вызывало и снижение казачьей дисциплины – казаки смотрели, как ведут себя соседи, и порой заражались чужими привычками.
* * *
Старики выступали хранителями казачьих обычаев и традиций, и почитание стариков в казачестве было безграничным. Проявление непочтительности к старику расценивалось как предательство казачьих идеалов и сурово наказывалось обществом.
Преклонение перед старшими закреплялось не только обычаями, но и официальными, «писанными» казачьими законами. В Положении «Об общественном управлении станиц казачьих Войск» 1891 года одна статья гласила: «В суждении и решении дел общественных станичный Сбор имеет главным основанием, чтобы меры взыскания служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев, доброй нравственности и уважения к старшим». Другая статья того же закона, касающаяся обязанностей станичного атамана, предусматривала: «Станичный атаман обязан наблюдать за тем, чтобы казаки оказывали должное уважение к старикам».
Старики не занимали официальных должностей в структуре казачьего самоуправления, но они всегда играли большую роль в общественном мнении и оказывали значительное влияние на решения станичных Сборов.
Младшие по возрасту никогда не обращались к ним без предварительного разрешения. Ни в коем случае нельзя было вмешиваться в разговор старших. В обычае говорилось: «Объясняй и советуй только тогда, когда у тебя совета спросят». Без разрешения стариков не садился даже атаман. Молодёжь вообще не имела права садиться в присутствии стариков. При стариках казаки строевых возрастов, при погонах, стояли по стойке «смирно», нестроевых возрастов и без формы – сняв шапки. Но не следует думать, что почитание старших у казаков насаждалось только силовыми методами. Сам образ жизни, множество традиций и обычаев способствовали тому, что у молодых вырабатывалось чувство поклонения и уважения к старшим, которые знали все тонкости джигитовки, рукопашного боя, артистически владели всеми видами оружия. Невозможно было обойтись без знаний стариков в поле, в быту, в праздники и трауры. В общем, казачество оставалось весьма своеобразным миром. И в психологическом, и в бытовом плане.
Жизнь вокруг менялась, в России бурно развивалась промышленность, предпринимательство. Но и к этому казачество прекрасно сумело приспособиться! Как только ему перестали мешать, оно в короткий срок добилось чрезвычайного экономического подъёма. По новым российским законам войсковая земля считалась принадлежащей казне, но данной в вечную аренду казакам за службу. Из неё выделялся войсковой юрт – который находился в распоряжении Войска в целом. Он составлял примерно 30% земли, а остальное делилось на станичные юрты. Войсковой юрт предназначался для конских заводов и для резерва – чтобы с ростом количества казаков пополнять станичные юрты. Но резерв не лежал впусте, его Войско сдавало в аренду, а средства шли в войсковую казну на культурные нужды, на помощь малоимущим казакам. Точно так же и в станичных юртах выделялись участки общего пользования – для выгона скота, табунов, и резерв, сдававшийся в аренду. К войсковому юрту относились и месторождения полезных ископаемых, и их также сдавали арендаторам. Процветало виноделие. В каждом казачьем Войске существовали и так называемые войсковые капиталы, также игравшие весомую роль в обеспечении экономического положения казачества. Они формировались из различных местных финансовых источников, главным образом за счёт средств, получаемых от сдачи в аренду земель войскового запаса, официально установленных местных налогов, части питейного дохода, прибыли войсковых предприятий. Эти капиталы являлись собственностью конкретного Войска и играли важную роль в его существовании. На их средства содержались все учреждения гражданского управления, аппарат войскового штаба и наказного атамана, суды, военно-учебные заведения, казармы, казённые и контрольные палаты, казначейство, управление начальника артиллерии, местные воинские команды, запасные батареи, находившиеся на льготе (в запасе) и на пенсии офицеры и чиновники. Определённые суммы из них ежегодно отчислялись на содержание центральных органов управления казачьими Войсками. Несмотря на это, в самом начале XX века правительство попыталось поставить эти войсковые капиталы под непосредственный контроль и перераспределить его наиболее доходные статьи в свою пользу. Так, в государственный бюджет поступали не только все собираемые на территориях казачьих Войск государственные налоги, но и до 90% местных питейных доходов и ряд других местных сборов. Неслучайно в это время Военное министерство, в чьём ведении непосредственно находились казачьи Войска, стало официально именовать войсковые капиталы общегосударственными.
Одной из основных функций и главных статей расходов войсковых капиталов являлась финансовая поддержка местных станичных бюджетов, расходы которых зачастую намного превосходили доходы. Ведь за счёт станичных средств строились и содержались местные образовательные и медицинские учреждения, местная казачья администрация, станичные суды, оказывалась помощь в случае неурожая, стихийных бедствий, эпидемий, массовых мобилизаций, а самое главное – оказывалась необходимая помощь казакам, которые были не в состоянии самостоятельно обеспечить себя необходимым для военной службы снаряжением. Правда, учитывая данное обстоятельство, правительство выплачивало казакам при выходе их на службу специальное единовременное денежное пособие на приобретение строевых коней. Размеры этих пособий были различны для каждого Войска и зависели от величины стоимости лошадей в конкретной казачьей Области.
К экономическим правам казаков следует отнести и освобождение их от уплаты прямых государственных, в том числе и поземельных налогов и подушной подати, а также земского сбора. На время нахождения на военной службе казаки освобождались от всех личных денежных и натуральных повинностей. Исключение составляли налоги на имущество, которое служилые казаки платили наравне со всеми.
Казаки также имели право брать купеческие и промысловые свидетельства, разрешавшие заниматься торговой и мелкой производственной деятельностью. (Исключение составляли казаки, состоявшие в служилом разряде, которые не имели права выходить из войскового сословия и были обязаны отбывать воинскую повинность на общих для всех казаков основаниях). В начале XX века они могли заниматься беспошлинной торговлей без каких-либо временных ограничений, но только на территориях казачьих Областей. За казачьими Войсками были закреплены исключительные права пользования находившимися на их территориях недрами, морскими, речными и озёрными водами. А добыча полезных ископаемых и рыболовство во многих Войсках были важными источниками доходов. Казаки также имели право на бесплатное получение медицинской помощи и начальное образование в войсковых медицинских и образовательных учреждениях.
Все отмеченные права казачества самым непосредственным образом сказывались и на его довольно высоком социальном статусе в обществе, и на более значительных, по сравнению с общероссийской крестьянской массой, доходах, и на существенно лучшем уровне жизни.
* * *
Основными обязанностями казаков являлись следующие. Главной, достаточно сильно влиявшей на многие стороны их жизни, была поголовная, очень длительная и весьма обременительная обязательная военная служба. Порядки её сроков, условий прохождения чётко регламентировались для каждого конкретного казачьего Войска. (Исключение составляли только Семиреченское и Уссурийское Войска, для которых аналогичные особые нормативные акты разработаны не были). В самом начале XX века содержавшиеся в них конкретные нормативные положения были сведены в единый общероссийский свод «Законов о воинской повинности казачьих Войск», изданный в 1901 году.
Расходы, связанные с материальным обеспечением выхода казаков на службу, довольно серьёзно сказывались на состоянии их хозяйств. Помимо этого казачество было обременено прямыми финансовыми и натуральными повинностями. Финансовые – это обязательные денежные платежи казаков в войсковые и станичные или, как их именовали в то время в официальных документах, общественные бюджеты. А казаки тех Войск, территории которых находились в плане административно-территориального деления в пределах тех или иных губерний, несли дополнительно ещё и губернские денежные повинности. Забайкальские казаки вследствие явных упущений в законодательстве, единственные до 1906 года ежегодно уплачивали ещё и подушную подать.
Помимо этого в том или ином Войске казаки обязывались выполнять дополнительные работы, необходимые, по мнению войсковой администрации, в интересах всего Войска. Например, в Сибирском Войске казачество принудительно использовалось для работы на соляных промыслах, часто привлекалось к перевозке провианта, заготовке сена для войсковых нужд, обслуживало войсковые винокуренные и консервные заводы, мукомольные мельницы и так далее. А в Амурском Войске казаки постоянно осуществляли заготовку дров и угля для казённых пароходов. И подобные названным или иные специфические внутренние войсковые обязанности имелись практически в каждом Войске. Причём регламентировались они не государственными юридическими нормами и положениями, а местными подзаконными актами и административными решениями.
Если же в целом оценивать экономический аспект соотношения прав и обязанностей казачества, то в начале XX века весьма значительные денежные расходы, которые несли казаки, ещё покрывались доходами, большая часть которых шла за счёт имевшихся у них экономических льгот.
В морально-нравственном и психологическом планах отношение казаков к своим обязанностям было следующим. С одной стороны, чувство вполне законной гордости, определённого морального превосходства, основанные на общем социальном статусе казачества в обществе и на его отношении к возложенным обязанностям. Ведь главная из них – военная служба – рассматривалась казаками не столько как обязательная тяжёлая, длительная и обременительная повинность, а прежде всего как форма, причём весьма важная, ответственная и даже почётная, государственной службы. И вся сложность и обременительность данной обязанности во многом нивелировалась её общим государственным почётным статусом. Принцип служения Отечеству считался в казачьей среде основополагающим, незыблемым, одним из основных в целом в менталитете казачества. Отсюда и крайне серьёзное отношение казаков к исполнению своего гражданского и воинского долга, высокое чувство ответственности при выполнении возложенных на них государством обязанностей. Казачество, исходя из доминировавших в его среде общих морально-нравственных принципов, в основной массе сознательно относилось к закреплённым за ним обязанностям. А всё это самым непосредственным образом влияло на формирование и постоянное укрепление устойчивой общественной и индивидуальной психологии казачества. Удивляющие современников стойкость и выносливость казаков, позволяющие им спокойно переносить все физические и морально-психологические тяготы военной службы и другие обязанности, основывались на весьма значительной и прочной базе, иными словами, на своего рода военно-корпоративном духе и особых чертах ментальности.
* * *
В 1904 году на Дон пришли тревожные слухи о намерении русского правительства провести новые реформы и уничтожить последние остатки древних казачьих прав. Говорили, что административное устройство на Донской Земле будет приравнено к губернскому, а население её должно будет отказаться от всех остатков демократических обыкновений и сравняться в правах и обязанностях с другими обывателями империи.
Однако вскоре началась русско-японская война, в которой потребовалось много казачьей конницы. Понадобились казаки и после её окончания для подавления вспышек революции 1905 года. Верные присяге донцы поддержали династию Романовых, хотя основные кадры донской невоенной интеллигенции революции сочувствовали. В последующие годы при помощи казаков власть выходила из сложных ситуаций, когда взводы и сотни казаков применялись для ликвидации массовых беспорядков. Для таких целей в более позднее время во многих государствах были созданы особые отряды полиции.
Встав на защиту трона, казаки избежали пугающих коренных перемен в гражданских правах, но зато большинство русских людей стало относиться к ним так же недоброжелательно, как везде относятся к полицейским. А так как нагайка была единственным оружием против невооружённых толп, казаков с тех пор наградили прозвищем «нагаечников».
Привлечение казаков к усмирению восстания в Москве в 1905 году и наведению порядка в Петербурге, к охране помещичьих усадеб по всей стране вызывало в самом казачестве чувства неоднозначные. Потребительское отношение власти к казакам – «идите, служите, усмиряйте» – вызвало выступление донского писателя Фёдора Крюкова в Государственной думе в 1906 году, в котором он назвал казаков «последними крепостными империи».
Царское правительство, два столетия пытавшееся вылепить из казаков что-то себе удобно-служебное, поначалу считало казачество монархически настроенной, консервативной частью российского общества и поэтому предоставляло ему преимущества на выборах в Думу, особенно первых двух созывов. Но результаты выборов во все четыре Государственные думы не подтвердили предположений властей. Казачьи депутаты прекрасно знали историю своего народа, его борьбы с российским самодержавием и потому самым неожиданным для властей образом примкнули к оппозиционным силам. Такое отношение к российской монархии в массах Казачьего Народа в феврале 1917 года дало возможность состояться Февральской революции. Казачьи воинские части, дислоцированные в Петрограде, просто не стали её подавлять.
Картина «Проводы казака на службу». Художник С.А. Гавриляченко.
