По просьбе товарища, кто бы мог подумать, что в университетской среде такие страсти

Это история о жёстком переформатировании сверху факультета свободных искусств и наук в СПбГУ. Она рассказывает об обстоятельствах увольнения Максима Кулаева, а также судьбе студенток (мы взяли комментарии), оказавшихся заложницами погрома на факультете и реакционного поворота в образовании в целом.

14 июня из СПбГУ был уволен преподаватель и профсоюзный активист Максим Кулаев. Это, казалось бы, незначительное происшествие получило заметную огласку как в региональных, так и в федеральных СМИ. Об увольнении ассистента кафедры проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук Максима Кулаева написали такие заметные ресурсы как РБК, «Коммерсант», «Московский Комсомолец» и т.д.

Такое внимание объясняется скандальным основанием для увольнения. «Аморальный поступок» в виде письма членам экзаменационной комиссии (Кулаев был координатором её деятельности), а также советские антирелигиозные плакаты, которые, пожалуй, в своей жизни видел каждый, – это и есть основания для увольнения.

Почему произошёл такой инцидент?

В состав экзаменационной комиссии второй год подряд включали священника, а это само по себе странно, учитывая, что формально церковь у нас всё ещё отделена от государства.

Однако письмо, которое Кулаев послал в т.ч. другому члену комиссии Илье Докучаеву: «На экзамене ведите себя прилично, а не так, как в прошлом году. Не мстите студентам, не хамите им, не оскорбляйте...», – действительно «сформулировано в грубой некорректной форме» (так его охарактеризовала и.о. проректора по оргработе с персоналом)?

Сам Кулаев поясняет, что оценивает уровень преподавания Докучаева как низкий, говорит, что у Докучаева были проблемы со студентами, и что на экзамене он на них «отыгрывался». А наши собеседницы-студентки (одна пожелала выступить под именем Полина, вторая под псевдонимом А.А.) отзываются о его преподавательской деятельности как о посредственной: «Вёл курс он достаточно спокойно, просто читал лекции, не всегда мог что-то удобоваримо объяснить» (А.А.). – «У него не было цели заинтересовать кого-то материалом, который он преподносит» (Полина), – и даже не вполне компетентной, – «Студенты с продвинутыми знаниями по философии и гуманитарным наукам замечали фактические ошибки в его занятиях». Полина также добавляет, что «на его курсах лучше отсиживать время и не проявлять чрезмерного энтузиазма: так выше шанс на успешную аттестацию».

И ещё жёстче девушки оценивают деятельность экзаменационной комиссии и Докучаева в ней. Полина рассказывает: «В составе комиссии [курса «Проклятие природных ресурсов»] не было ни одного политолога, экономиста или международника. Жестокость Илья Игоревич неоднократно проявлял на госэкзаменах в 2023 году по отношению к студенткам с международных отношений. Ходят слухи, что он образумился только после комментария от батюшки: "побойтесь Бога"».

«[Докучаев] вёл себя грубо, не был заинтересован в ответах студентов. Мог начать что-то долго рассказывать своей коллеге вместо того, чтобы самостоятельно задать вопрос студенту, а потом все время сидел в телефоне. Мне тоже задавал поясняющие вопросы. Со студентами разговаривал пассивно-агрессивно», – рассказывает А.А.

Отличницу на начало 4 курса и университетскую активистку Полину Докучаев вообще довёл до отчисления: «Докучаев принимал у меня экзамен по политологической дисциплине "Проклятие природных ресурсов" в составе комиссии, был ее председателем. По результатам экзамена меня отчислили, с тех пор я нигде не учусь, т. к. мне дважды оказали в восстановлении на факультет». Сразу скажем, что основной причиной для отчисления девушки, судя по всему, была её социальная активность в университете, деятельность в профсоюзе (из-за этого её вызывали на встречи с ректором и проректорами).

После такой информации слова Кулаева из письма – перечитайте их – выглядят хоть и резко, но вовсе не аморально, наоборот, вполне обоснованно! Если преподаватель ведёт себя неподобающе, почему координатор экзаменационной комиссии (он, конечно, не председатель, но всё-таки координатор) не должен его осадить?

А что же наши собеседницы думают о самом уволенном Максиме Кулаеве? По мнению Полины, он «достаточно требователен (на курсах нельзя молча отсидеться и получить заветную А), но справедлив. Максим Александрович отвечал на дополнительные вопросы, давал консультации по исследовательским проектам, проводил дополнительные занятия во внеурочное время. Я прослушала у него 4 курса: "Социология и политология общественных движений" (авторский), "Истоки современной России", "Национализм и патриотизм в современном мире" и "Политическая теория и права человека"». А.А. передаёт свой опыт, – «Я ходила к нему на "Сравнительную политологию" и пару раз вольницей на другие курсы. Кулаев старался заинтересовать, на каждое занятие готовил тексты и вопросы к ним, давал четкие задания на мидтерм [экзамен в середине семестра] и финальное эссе. Иногда травил смешные байки или давал честные комментарии по некоторым вопросам. Старался максимально запустить дискуссию. Каждую неделю очень ждала этих занятий».

Возможно, «аморальность» Максима Кулаева заключается в каком-нибудь пещерном, воинствующем атеизме? Может быть, он не только священника из экзаменационной комиссии «оскорбил», но и нападал на студентов? Воцерковлённая Полина, для которой важно уважение ко взглядам студентов, свидетельствует, что не пошла на курсы к ряду преподавателей, т.к. понаслышке опасалась неприятия своей веры, и что «за 3 года совместной работы [с Кулаевым] я не услышала ничего оскорбительного в свою сторону.

Кроме того, по словам девушки, она вместе с соавторкой победила на международной конференции с исследованием о градозащитном движении в Петербурге, в том числе, благодаря поддержке и научным советам своего научного руководителя Кулаева.

Итак, как видим, в СПбГУ произошёл негативный отбор: преданный своему делу, студентам и предупредительный в отношении учащихся преподаватель выступает против непрофессионализма, грубости, посредственности и оказывается уволенным. Но в чём корни этой проблемы? Как так вышло, что в экзаменационной комиссии совершенно неподходящие люди с других факультетов?

Как оказалось, ситуация с увольнением Максима Кулаева – это «вершина айсберга», запоздалые отголоски «погрома» факультета Свободных искусств и наук СПбГУ, который начался в 21 году.

Как говорится, ничто не предвещало беды... Факультет был эффективен и привлекателен, активно развивался. В марте 2021 года прошло заседание учёного совета, которое поддержало идею отделения факультета от СПбГУ. Более того, по словам Алексея Кудрина, который тогда был и председателем Счётной палаты и деканом факультета Свободных наук и искусств, правительство уже инициировало выделение факультета в отдельный ВУЗ.

А в апреле 2021 года началась прокурорская проверка деятельности факультета. Основной претензией стало «нарушение закона об образовании» в части статьи, которая требует обеспечения патриотического воспитания и противодействия экстремизму. В общем в 2021 году образовательная структура, работающая по программе Liberal Arts, оказалась совсем не ко двору. Проверка занималась чтением дипломов, экспертизой программ, курсов. А летом того же года признали нежелательной организацией «Бард-Колледж» (престижный частный гуманитарный университет свободных искусств и наук, расположенный в США) – с которым факультет активно сотрудничал с конца 90-х. СПбГУ в т.ч., выдавал его дипломы наравне со своими.

Факультет разгромили. И хотя студенты, уже начавшие своё обучение, заканчивают его по старой программе, для вновь зачисленных учебный план поменялся на 70%.

Читатель, скептически относящийся к либеральным ценностям и Западу, спросит нас, чем уж это так важно? Ну поменялся учебный план с либерального на консервативный, и что?

Важно, например, потому, что вся эта операция по зачистке проходила, хрустя костями университетской автономии и самоуправления.

По результатам проверки был вынужден уйти декан факультета, как и заведующие кафедр «по собственному желанию», через выговоры за пресловутое несоблюдение закона об образовании из-за сотрудничества с Бард-колледжем (сотрудничество было ДО того, как Бард признали нежелательным!).

Причём, новые руководители были вовсе не выбраны, как то проистекает из идеи самоуправления, а назначены временно исполняющими обязанности. Такая практика укрепления нового начальства в России уже стала традиционной и для бюрократии любимой. Как мы помним, до сих пор действующий президент в далёком 1999-м стал сначала исполняющим обязанности и так и остался. Так же и очень многие губернаторы сначала назначаются в виде исполняющих обязанности и только затем проходят через формальность выборов. Демократические процедуры, хотя и сохранились в качестве декораций, уступили реальности бюрократического управления.

В связи с таким бесцеремонным усечением факультета возникла большая студенческая инициатива Save Smolny («Смольный» — народное название факультета), проводились встречи, писались обращения, собирались подписи. Обучающиеся на факультете написали открытое письмо Медведеву (глава Попечительского совета университета). Они требовали возобновить работу уволенных преподавателей (погром коснулся далеко не только декана и завкафедр). Под этим и вторым письмом, где требовалось провести встречу с ректором и Управлением кадров, подписались сотни студентов.

Полина, в тот период студентка факультета и социальная активистка в вузе, так характеризует ситуацию: «Я поступила в момент, когда начались реформы, поэтому о временах "великого" и "могучего" Смольного ничего сказать не могу. Т.к. система курсов выборная и очень многие из них являются авторскими, постоянное увольнение преподавателей вызывало трудности с планированием предстоящих семестров. Мой профиль оказался одним из наиболее пострадавших от реформирования: к 4 курсу не осталось ни одного социолога на кафедре. Всех преподавателей отправляли к нам в добровольно-принудительной форме с соцфака СПбГУ (в лучшем случае) и философского факультета. Первые чаще всего были компетентны, но имели достаточно большую нагрузку на своем факультете, поэтому не могли уделять нам время за пределами отведенных 1,5 часов на лекцию. Вторые — цирк с конями. За выбор преподавательского состава отвечал Никита Кузнецов, декан философского. Направлять знакомых ему преподавателей, видимо, было проще. Возможно, кому-то из его друзей не хватало часов для полноценной ставки. Так они оказались в Смольном».

Выпускница этого года, А.А., рассказывает о своём опыте обучения на факультете свободных наук и искусств «до» и «после»:

«Я поступала в первый ковидный год, поэтому впечатления от факультета до начала преобразований смутные и смешанные. Большая часть занятий первый год проходила в онлайн формате по Зуму, я часто засыпала и плохо понимала, с кем учусь и что происходит.

Второй год в ВУЗе у меня в основном вызывает позитивные воспоминания. Было много курсов на английском, в том числе с позднее депортированным Майклом Фрисом. Я очень долго выбирала направление (между "кино и видео" и "социологией и антропологией"), потому что было из чего выбирать и всё вызывало интерес, особенно преподаватели.

Во многом из-за преподавательницы (Жанны Черновой) я выбрала социологию. Было такое наивное вдохновленное ощущение, что я получу профессию и буду работать над действительно важными вещами и проектами.

Потом Черновой не продлили контракт на следующий год без видимых причин и начались другие репрессии. Кроме Черновой сместили и других преподавателей.

Так вышло, что практики у нас как таковой не было, большинство спецкурсов либо отсутствовали, либо на них мы учились не писать слово "гендер" и обходить вопросы некомпетентной комиссии.

Один из курсов, на который мы с подругой были записаны, закрыли из-за недобора человек (стандартная практика на факультете), постепенно я стала брать только курсы по кино. Профильные курсы либо вели странные люди, либо их вычеркнули. Никакого куратора или главы программы (как у других направлений), кроме Кузнецова, который собственно и руководил развалом факультета, у нас не было. Мы большую часть времени не понимали, что, где и для чего должны вообще делать. Как должны выглядеть работы или хотя бы когда их надо сдавать. Большую часть обучения стала составлять самостоятельная работа».

Обе студентки рассказывают о проблемах с преподавательским составом, и не мудрено – около 40 (примернополовина) преподавателей были вынуждены уволиться! Для новых студентов из учебного плана убрали всё, что связано с политическими науками. Убрали всё связанное с философией, социологией. На факультете «Свободных искусств и НАУК" оставили только искусства, но переименовывать факультет не стали.

Были закрыты курсы:

«Социология и политология общественных движений»,

«Права человека и политическая теория», «Национализм и патриотизм в современном мире», «Волонтерство и роль человека в обществе», «Россия глазами Запада и Запад глазами России», «Истоки современной России», «Политические партии и электоральная политика».

Кстати, отчасти именно из-за пертурбаций, отсутствия ясности университетское руководство смогло избавиться от Полины. Будучи отличницей на начало 4 курса, она каким-то образом не смогла сдать экзамен по дисциплине «Проклятие природных ресурсов». Рабочая Программа Дисциплины была составлена преподавателем, который уже был вынужден уйти с кафедры. Кузнецов, который принимал экзамены, трактовал программу иначе. На одной из пересдач экзаменационная комиссия забраковала тему о ресурсном проклятии в Эфиопии, обосновывая тем, что «Кофейные зерна – не природный ресурс», хотя на самом курсе была тема о ресурсном проклятии при выращивании кофе, какао и авокадо. Вероятно, работай прежний преподаватель, и Полину не сумели бы выгнать.

В последней комиссии «все экзаменаторы были с философского факультета, а состав комиссии утвердил преподаватель до этого дважды отправлявший меня на пересдачу — Никита Кузнецов». Так, человек организовывавший развал факультета, добился исключения студентки, этому противостоящей.

Но вдруг новая программа факультета, если и меньше, то лучше? Вдруг разворот к «почве» принесёт положительные плоды?

Если раньше преподавание велось по западным бездуховным стандартам в соответствии с западными стереотипами, то теперь оно всё сильнее приближается к скрепам и традиционным ценностям. Об этом, собственно, и история самого Максима Кулаева.

До погрома идеология соответствовала западным стандартам. Вместе с либеральным западным научным консенсусом, допускался и западный плюрализм. Т.е. при декане Кудрине работали такие люди как Карин Клеман (организатор Института Коллективных Действий) или герой нашей истории, коммунист Максим Кулаев. В общем-то на Западе в научный корпус интегрированы в т.ч. левые, прогрессивные и материалистические идеи.

С началом так называемой СВО ситуация в образовании ещё заметно ухудшилась. В РГГУ открывают школу реакционного околофашистского философа Ильина, травят Институт философии РАН, признали Англо-американскую школу иноагентом, изгнали директора института США и Канады РАН В. Гарбузова. Не будем перечислять все прецеденты и всех преподавателей, пострадавших от гонений, но можно сказать, что власти стремятся разорвать связи с западной наукой и ликвидировать её влияние. Оказывается давление на преподавательский состав за их неприятие «СВО», клерикализма. При этом в академической среде в целом всё это не вызывает энтузиазма, поэтому масштаб и глубина консервативного поворота невелики, а форма, в которой он протекает, в основном, «административно-погромная».

Медленно и патологически, но всё же растёт влияние реакционных идей, клерикализма, сужаются возможности для занятия наукой в прогрессивном ключе (для Кагарлицкого их сузили до пространства тюремной камеры), а кто осмеливается на принципиальное выступление против таких тенденций, как Максим Кулаев изгоняются.

Пока ситуация такова. Найдутся ли в академической среде те, кто бросит вызов тенденции, пока не стало слишком поздно?

КСД (комитет солидарных действий)