Счастье в труде или Как побудить русского человека работать

Наш ответ глобализации

Глобализация не устраняет конкуренцию между народами. Наоборот, она переводит ее в плоскость «пограничных ситуаций», в дихотомию «или-или» (выиграл-проиграл). Историческое время уплотняется. Выигрывает тот, кто успел предугадать наступающее будущее и вовремя под него подстроиться.

У России выбора, как всегда, нет. Нация должна принять вызов и использовать все наши возможности для динамичной модернизации страны. За последние сто лет это будет уже пятая попытка.

В прошлом веке было три крупных проекта преобразования России. Первый – замысел Столыпина разрушить общину и продвинуть страну по пути классического капитализма. Второй – построение социализма в его большевистской ипостаси. Третий – либеральные реформы 90-х годов.

Требуемых двадцати лет спокойствия Столыпину не дали, построение социализма закончилось «перестройкой» и распадом страны, а реформы 90-х убедили всех, что у либерального проекта нет будущего в России.

Четвертый проект - «путинская стабилизация». В.В.Путину с помощью партии «Единая Россия», как мощного политического инструмента, и бюрократии, как социальной опоры, действительно удалось стабилизировать ситуацию в стране, обеспечить ее территориальную и административно-властную целостность, проведя во все уровни власти лояльных к федеральному центру людей.

Мы наблюдали попытку Д.А.Медведева активизировать инновационные процессы в сфере науки и экономики. Увы, пока дальше идеологических заклинаний дело не пошло.

Почему мы такие бедные?

Объявленная Президентом модернизация может оказаться мертворожденным ребенком, если у нее не будет достаточного количества активных сторонников. Причем, не только на идеологическом уровне (типа: молодцы ребята, я мысленно с вами!), но и на уровне непосредственного трудового участия.

Между тем, количество российских граждан, желающих заняться физическим трудом, и особенно на земле, продолжает сокращаться. Зато жаждущих занять места в офисах, чем-нибудь поруководить и поучаствовать в разделе различных бюджетов, предостаточно.

К метле и мастерку, станку и плугу приставляются выходцы из стран Азии. Тут все понятно: куда деваться работодателям, если русские на непрестижных работах трудиться не хотят? Но, тогда, не произойдет ли так, что уже через одно поколение весь пролетариат в стране будет инонациональный?

Запад уже в 70-е годы прошлого века понял опасность легкого пути, коим стало приглашение гастарбайтеров. Идя этим путем, действительно, можно стать национальным меньшинством в собственной стране. Поэтому тридцать лет назад была сделана ставка на задействование так называемого «внешнего пролетариата». Оказалось, что со всех сторон выгоднее выводить предприятия в третьи страны, там же нанимать местную дешевую силу, а самим заниматься интеллектуальным сервисом и стратегическим управлением.

Россия сегодня оказалась в «двойной петле»: в ситуации, когда и гастарбайтеры наводняют страну, и сами русские становятся тем самым «внешним пролетариатом» для развитых стран мира. Немцы, японцы, и «прочие разные шведы» строят у нас автомобильные заводы. Калуга уже получила статус «русского Детройта». Тактически нам это выгодно, а стратегически?

Народ безмолвствует... И на выборы плохо ходит, и на работе довольствуется малым. В той же Калуге на «Фольксвагене» рабочие зарплаты начинаются с 8000 рублей, а в Германии – с 1800 евро. Почувствуйте разницу...

У многих русских людей с пролетарским мировоззрением не сформирована потребность в возрастании качества личных потребностей. Поясню. «Квартира, машина, дача» - вот предел мечтаний доброй половины населения страны. Пусть даже квартира – «хрущевка», машина – «семерка», а дача – «шесть соток». А если все это уже достигнуто, то куда девать лишние деньги? Самый простой способ их уничтожения – пропивать. На хлеб, на водку хватает? Чего ради дальше-то упахиваться?! Примерно так рассуждает среднестатистический российский мужчина из числа носителей рудиментов советского пролетарского сознания.

Дабы меня не упрекнули в предвзятости, приведу пример из жизни. Один из моих родственников – молодой и талантливый предприниматель - нанял другого нашего родственника на должность что-то вроде супервайзера в овощехранилище. До этого на прежней работе он получал 10000 рублей в месяц. Ему предложили 15000.

К чему привела такая забота? Через полгода работы в новом финансовом статусе человек «лишние» 5000 рублей стал тратить на водку. Естественно, обрадовавшаяся было поначалу жена теперь хватается за голову. Раньше муж был явно трезвее.

От всего подобного возникает почти мистическое ощущение, будто какой-то пассионарный морок наведен на Россию. Да и социологические опросы показывают, что людей, в трудовом отношении активных, у нас не более четверти населения. Неужели, для того, чтобы мы проявляли чудеса трудового героизма, нам нужно обязательно переживать какие-нибудь страшные лишения?

Оказывается, что не обязательно. Да, большая война или спешная подготовка к ней, конечно, подстегивают, но и в мирные периоды разве русские люди не трудились? Кто такой кулак? Это сельский труженик с предпринимательской жилкой. В русских селах в начале ХХ-го века 20% всех крестьянских дворов были кулацкими. Причем, чем дальше в Сибирь, тем предприимчивей были люди и тем богаче села. В 1913 году кулаки производили 50% товарного хлеба.

Так что их мотивировало? Перспектива и свобода. Перспектива состояла в том, что человек понимал - плоды его труда будут принадлежать ему и его семье. А свободный труд на своей земле добавлял не просто смысла, а радости. Фраза «Счастье в труде» на самом деле лишена пошлости. Нужно только добавлять: «Счастье – в свободном труде», т.е. в труде с использованием собственных средств производства, с элементами творчества и с личной ответственностью за конечный результат.

Десятки миллионов дачников, жертвующие отпусками ради своих грядок, это ли не показатель трудолюбия русского народа!? Да, показатель. Но почему мы привыкли расходовать свою трудовую энергию с таким низким КПД!?

Причем, это касается не только сельхозпроизводства. В промышленности – то же самое: устаревшие технологии, устаревшие формы организации труда, низкая трудовая дисциплина, безумное количество всевозможных издержек. Производительность – в разы меньше, чем в странах Запада. И после этого мы удивляемся, почему так бедно живем? Слава Богу, что нефть еще не кончилась.

Бегство от отчуждения

Мотивация, как известно, бывает позитивная и негативная. При позитивной мотивации человеку хочется повторять делать то, за что его уже вознаградили. А при отрицательной мотивации он делает то, к чему его принуждают, во избежания наказания.

Результативность может быть как в первом, так и во втором случае.

Однако, работу, которую человек выполняет под страхом наказания, он ненавидит. Как ненавидит школу ребенок, родители которого стремятся наказать его за любую ошибку. Можно как угодно относиться к Марксу, но выведенная им теория отчуждения вполне сносно объясняет, почему у людей пропадает желание работать. Отчуждение, согласно отцу теории прибавочной стоимости, есть превращение человеческой деятельности и ее результатов в силы, подавляющие человека. Непосредственный исполнитель, выполняя нелюбимую работу, отчужден от процесса труда, от результата труда, от трудовых отношений. Он бежит от такого труда, «как от чумы».

А чтобы все-таки не убежал, над ним нужен надсмотрщик.

Один из моих коллег – Сергей Юрьевич Цыпленков, проводивший социологические исследования на селе, как-то спросил у местных мужиков: «Почему вы не работаете?» В ответ получил следующее: «А нас надо заставлять. Нас же никто не заставляет».

Татарское иго, крепостничество, колхозы… С таким историческим бэк-граундом, конечно, трудно требовать от всех представителей нации внутренних позывов к самоотверженному труду.

Рабский труд – первый пример отчужденной деятельности. Однако, феномен рабства не существовал бы, если бы он не приводил к осязаемым результатам. Водопровод, «сработанный еще рабами Рима», сахарные плантации в Новом Свете, золотые прииски Колымы...

Работа и раб – понятия однокоренные. Однако же, сегодня рабство – термин не столько экономический, сколько психологический. Рабом, по большому счету, можно считать любого исполнителя, отчужденного от труда, которым он вынужден заниматься.

Вопрос: почему все-таки люди соглашаются на включенность в отчужденные отношения? Ну, во-первых, далеко не все соглашаются. Как писал Аристотель, «люди становятся рабами по своей природе». А, во-вторых, «бремя свободы» вынести может не каждый. У кого-то не хватает мужества, у кого-то воли, у кого-то интеллекта.

Человечество, нужно отдать ему должное, на протяжении всей своей истории пытается вырваться из тисков отчуждения. Наемный работник практически не чувствует отчуждения если, во-первых, его труд сносно оплачивается и, во-вторых, с этим работником проведена соответствующая идеологическая работа. Не случайно в успешных компаниях организуются тренинги на корпоративную солидарность, на выработку и присвоение миссии и видения предприятия.

В истории есть масса показательных примеров, когда неотчужденный труд, вызревший из идеологической мотивации, приводил к фантастическим результатам. Пирамиду Хеопса строили не рабы, а свободные общинники. Стоили с энтузиазмом, потому как были уверены, что фараон – божество, и что, оказав ему уважение, они обеспечат благоденствие всему Египту и своим родственникам в том числе. Поэтому, все рухнет, а пирамиды будут стоять.

Пуритане, искавшие в Америке место для свободного труда, колонизировали огромный континент, движимые исключительно внутренней потребностью к законной прибыли в согласии с собственной совестью. Правда, истребление индейцев не нарушало их духовной гармонии, но, как говорится, все в этом мире относительно.

Энтузиазм 30-х годов позволил в кратчайшее время вывести Советскую Россию в разряд промышленных держав. А «японское чудо» и прочие экономические взлеты всяческих «восточноазиатских тигров»?

Короче говоря, в сухом остатке остаются три вида мотивации (в порядке убывания их эффективности):

1. Материальный интерес.

2. Энтузиазм (служение идее).

3. Страх наказания.

В разных пропорциях все три вида в России используются в комплексе.

Последний пункт мы охарактеризуем совсем коротко, поскольку не хотим, чтобы за ним было будущее, а два первых рассмотрим подробнее, но чуть ниже.

Страх наказания, увы, весьма действенный мотиватор. Особенно там, где у работника низкий образовательный ценз. Моральное и даже физическое насилие до сих пор не изжиты не столько по причине садистских наклонностей «младших командиров», сколько в силу неприятия персоналом иных, более цивилизованных, форм управленческого воздействия.

В Приморье мне удалось наблюдать за стилем общения бригадира водолазов с рядовыми членами бригады. Это были молодые мужчины из прибрежной деревни, занимались они ловлей морских ежей. «Бугор» отчитывал их за «пятничный дринк». Бить он при мне никого не стал. Однако, иногда казалось, что его подчиненным хотелось, чтобы он их лучше бы ударил, но прекратил бы моральную экзекуцию.

Водолазы терпели, потому как бригадир для них выступал в роли кормильца. Им повезло, что у них была работа. После развала совхоза другой занятости для мужика трудоспособного возраста в селе не было.

Вывод банален: страх потерять последний кусок хлеба заставляет человека не только ревностно трудиться, но и сносить унижения.

Ради денег и за идею

Материальный интерес (деньги и иные блага) – один из самых действенных мотиваторов. Но в России он все равно должен подкрепляться страхом перед начальством. Хотя бы немного, самую малость, русский человек должен побаиваться начальственного недовольства. Правда, чтобы этот пиетет к руководству не пропадал, начальник, как уже было сказано выше, должен выступать в роли кормильца. Иначе, какой же ты атаман, если у тебя нет золотого запаса!

Так вот, когда мне говорят, что в деревне теперь мало кто готов зарабатывать на жизнь трудом сельхозпролетария, я с этим соглашаюсь, но очень хочется и плакать, и смеяться одновременно. Скотник (работник, убирающий за животными) получает в месяц около 4 (четырех) тысяч рублей. Для справки: суточные для сотрудников московских фирм средней руки – 1000 рублей в день. Это то, что командировочным работодатели дают «на еду».

А скотник, получая «на все про все» свои 4 тысячи, проявляет трудовое рвение ровнехонько на эту сумму. Поэтому у нас на ферму без высоких резиновых сапог заходить не рекомендуется.

А если скотнику заплатить больше, станет ли на ферме чище? – спросите вы. Тут уже зависит от того, какой он человек. Но если его не контролировать, то он лучше работать не станет, плати ему хоть миллион. Ну, так вот устроен русский мужик.

Для сравнения нынешнего «скотниковского» положения с советским временем приведем хрестоматийный пример. В 70-е годы можно было заработать на уборке льна до 1000 рублей в месяц. Советскими, естественно, деньгами. Отбоя не было от желающих вязать вручную снопы! Люди на Вологодчину и Смоленщину приезжали даже из Украины! Работали так, что Тэйлору с его потогонной системой и не снилось. Секрет энтузиазма прост: платили хорошо, но каждый сноп скрупулезно учитывался.

А как после упразднения ГУЛАГа осваивали Колымский край? Платили тройную зарплату всем, кто доехал до Магадана. Еще и не каждого брали на Север! А на Севере каждый человек на виду. Не справляешься? Извини, обойдемся без тебя.

Соответственно, лишение денежного вознаграждения – тоже мотиватор. Только его объем должен быть ощутимым. Человека, получающего 4 тысячи в месяц, штрафами не испугаешь.

Неужели все так трагично в нашем селе? К счастью, нет. В последние годы появились практически в каждом регионе предприниматели, которые не разбазаривают «по блату» полученные кредиты, а действительно вкладывают их в сельхозбизнес. И они выигрывают, потому что, как принято говорить в их кругу, умеют «считать экономику». Например, чтобы вырастить на 100 га картофель, сохранить его в овощехранилище и продать, нужно пять человек в управленческой надстройке предприятия, два тракториста, 20 человек на два месяца во время уборки и пять работников по мере надобности на переборку картофеля в овощехранилище. При средней продажной цене в 8 руб. предприятие функционирует с прибылью даже в неурожайный год! Люди работают сдельно. Например, на переборке получают 500 и более руб. в день.

Помимо экономики успешные аграрники хорошо усвоили базовые принципы так называемого «русского способа управления персоналом». Первый из этих принципов гласит: халявы быть не должно! Выплата денег «ни за что» мгновенно развращает любого русского человека, будь он пролетарий или глава мелкой фирмы, получившей «левый» подряд. Именно поэтому у нас, за редчайшим исключением, нельзя платить исполнителю заранее. Сделал – получил, не сделал – не получил! Вот первейший принцип отношений «работодатель-работник».

Требуемая трудовая мотивация рождается не только в силу естественных причин (человек, вообще, не может ничего не делать), но напрямую зависит от искусства управления. Давно замечено, что 10% работников будут хорошо выполнять свои обязанности независимо от того, какие деньги им платят. Другие 10% будут работать спустя рукава, чтобы им ни обещали. Объектом профессиональной деятельности менеджера становятся оставшиеся 80%. Их он и должен уметь простимулировать.

Для России справедлива фраза: «Как нами управляют, так мы и живем». Поэтому, хороший менеджер выходит сегодня в разряд национальных героев, как когда-то летчик.

По поводу второго вида мотивации – идеологического – можно сказать следующее. Если не пропагандировать сельской образ жизни, то народ мы в деревню не вернем. Ведь что важно для страны сейчас? Чтобы новые люди поехали в село и чтобы они стали там работать, а те, кто там живут, не уезжали бы. Пусть хотя бы держат территорию.

И вот здесь важна уже другая составляющая идеологической мотивации – сервисная. Важны этическая, эстетическая, экологическая, бытовая и тому подобные аттракт-функции современного аграрного сектора.

Attract – по-английски означает «привлекать». Жизнь в деревне должна быть более привлекательной, чем в городе. Пресловутое устранение различий между городом и деревней уже решено на Западе, и решено, заметьте, в пользу деревни.

Пропаганда сельского образа жизни должна выстраиваться таким образом, чтобы параллельно повышался качественный уровень личных материальных и духовных запросов гражданина. Современный индивидуальный дом со всеми удобствами и в хорошей экологии – это ли не идеал сегодняшней «русской мечты»? За такую мечту можно и поработать.

Впрочем, это не только «русская» или «американская» мечта. Один из известных российских политиков уже говорил, почему бы не пригласить на ПМЖ сербов, как когда-то Екатерина II из Европы приглашала немцев, и, вообще, всех европейцев, кто захочет жить и работать в России?

Герои «обратной волны»

Мегаполисы все-равно придется расселять. Вот еще одна возможность пополнения села вполне работоспособными кадрами. Уже сейчас начался стихийный процесс отъезда из Москвы. Люди оставляют или сдают свои квартиры, а сами строятся где-нибудь в вологодских или нижегородских деревнях. Благо земля стоит копейки, а новый дом-пятистенку можно поставить всего за один миллион рублей.

По сути, идет процесс повторного заселения центральной России. Вначале все, кто мог, съезжались в Москву, а теперь их дети и внуки выезжают обратно.

«Обратная волна» («Return wave») - это уже очень серьезная тема, требующая отдельного рассмотрения. Прежде всего, потому, что селить «колонистов» нужно будет не как попало, а уже сразу по стандартам 21 века. И они приедут не только жить в гармонии с природой (что не возбраняется), а работать на своей земле и выдавать товарный продукт.

Канадцы завалили целый ряд стран своим мясом. Почему они могут, а мы нет? Там, кстати, деревень не строили. На аграрных территориях Северной Америки стоят либо маленькие городки, либо отдельно расположенные фермы. Вокруг – сельхозугодья.

Для России подошла бы идея родовых имений. Одно принципиальное ограничение: никаких сектантов, обособляющих себя от общества! Эти люди потеряны для государства, а нашему Отечеству нужны работники, крепко увязанные с товарными и правовыми отношениями.

Как нам кажется для многих наиболее безболезненным мотивом переселения может стать проживание в обустроенных вдоль основных речных магистралей или вблизи федеральных дорог экопоселений. Экопоселение организуется по типу родового имения. Базовая деятельность поселенцев – сельское хозяйство. Строится поселение на новом месте, в относительном удалении от существующих населенных пунктов. Одна-две сотни родовых имений объединяется в единый поселок с необходимым минимумом коммуникаций, школой, ФАПом и клубом. До ближайшего крупного населенного пункта прокладывается гравийная дорога.

В каких регионах разворачивать проект? Не нужно забывать, что помимо Центральной России у нас еще есть Сибирь и Дальний Восток. У нас еще много мест, где природа осталась такой, «какой ее задумал Создатель». Надо, конечно, выбирать регионы с благоприятным климатом.

Критерий благоприятного климата – вызревание фруктов в открытом грунте. Для примера приведем Алтайский край. Здесь выращенными на своем участке грушами, вишнями, виноградом и абрикосами уже никого не удивишь. А красоты какие! Не случайно Николай Рерих считал Алтай тем самым легендарным Беловодьем.

Среди значительного числа жителей европейской части бывшего Советского Союза до сих пор бытует миф о Приамурье и Приморье как о крае с приемлемым климатом и девственной природой. Это действительно так. Уютное поселение в предгорьях Сихотэ-Алиня, на краю уссурийской тайги: это ли не воплощение мечты для многих утомленных цивилизацией горожан?

К привлекательным для сельхозпроизводства дальневосточным районам можно также отнести юг Сахалина и остров Кунашир. Магнолии у нас, кстати, цветут не только в Сочи, но и на Кунашире.

***

Завершая статью, хочется перевести все вышесказанное в управленческую плоскость. Конечно, на все нужна политическая воля государства. Она нужна и на взращивание нового кулачества, и на расселение магаполисов, и на изменение морального климата в отношениях «власть-село», и на катализацию трудовой энергии масс. Без последнего пункта модернизация рискует выродиться в очередную пиаровскую кампанию или в банальное освоение средств исключительно ради их освоения.

2011 год

Сергей Греч

Проблема до сего времени актуальна. Причем как никогда.