Горбатинская Правда: Памяти Вадима Мижуева

1 марта в Сахоровском центре состоялся семинар в память о Вадиме Михайловиче Межуеве, наверное последнем марксисте в России. Я о нем писал год назад. Тогла он приходил на Школу и мы вели разговор о Марксе и его учении. В апреле прошлого года его не стало. Но память о нем жива. Он замечательный человек, вот его выступление, характеризующее его:

«Способность смотреть на происходящее глазами человека, свободного от национальной ангажированности, является, судя по всему, единственно возможным ответом на глобальные риски, которые несет с собой западная цивилизация».

Выступление Вадима Межуева в дискуссии по докладу Ульриха Бека «Жить в обществе глобального риска - как с этим справиться. Космополитическое видение» Горбачев-Фонд, 20 июня 2012 года В качестве философа я - убежденный европоцентрист. Вопреки тому, что сегодня говорят о локальных цивилизациях, разделенных между собой непреодолимыми культурными и религиозными барьерами, я придерживаюсь идеи истории как неуклонного движения человечества к тому типу цивилизации, который базируется на принципах, открытых когда-то Западом и получивших рациональное оформление в европейской философии. Философия, с моей точки зрения, — неотъемлемая часть не любой (тут у меня большое расхождение с нашими востоковедами), а именно европейской культуры, в которой она выполняет функцию самосознания европейского человека.
В отличие от других цивилизаций, где ту же функцию выполняли миф и религия, философия есть самосознание человека как свободного существа, как индивидуальности, обладающей собственным мнением и правом личного выбора. Такой человек впервые появился в эпоху Античности, что и было зафиксировано самим фактом рождения философии. Главной ценностью для философов во все времена была ценность человеческой свободы, которая, разумеется, в разные исторические эпохи трактовалась по-разному. Наличие в мире свободы (наряду с природной необходимостью и божественным предопределением) и стало главным философским открытием. Неслучайно расцвет философской мысли падает на те периоды истории, когда происходил переход от тирании и деспотии к демократии и гражданскому обществу. Это, во-первых, Античность, во-вторых, Новое время. Европа стала местом рождения свободной индивидуальности - пусть не в качестве образа жизни каждого европейца, но, во всяком случае, в качестве главной установки и цели европейской культуры и тех, кто ее создает. В этом смысле Европа является родиной космополитизма - мировоззренческого и методологического. Космополитизм, как бы его ни трактовать, есть порождение европейской культуры, поскольку именно в ней человек обретает способность смотреть на себя и окружающий его мир глазами людей другой культуры. Первыми космополитами были философы. Европейская философия в ее высших образцах всегда стояла на защите интересов не какой-то отдельной нации, а каждого человека в его стремлении к индивидуальной свободе, позволяющей мыслить в категориях рода, а не только отдельного вида, т. е. универсальным образом. Но то, что философия формулировала в форме идеальной нормы, или идеи, в наше время обрело характер эмпирически фиксируемых фактов, стало нормой повседневной социальной жизни (а потому и социального познания). Сегодня и социология, видимо, вышла на рубеж, отделяющий прежний мир, разделенный по национальным границам, от того, который конституируется индивидуальным выбором людей. Способность смотреть на происходящее глазами человека, свободного от национальной ангажированности, является, судя по всему, единственно возможным ответом на глобальные риски, которые несет с собой западная цивилизация. Но что тогда считать национальным, и в каком смысле ему противостоит методологический космополитизм? Нация, насколько я понимаю - не последний рубеж в историческом развитии, не заключительный, а только промежуточный пункт в истории любой страны или народа. Сошлюсь на мнение русского философа Владимира Соловьева, который определял нацию как промежуточное звено между этнической обособленностью и сверхнациональным единством. Любая попытка исключить из нации нечто, выходящее за пределы этноса (то. что Соловьев назвал сверхнациональным единством), влечет за собой обратную редукцию нации к этносу. В итоге мы получаем не национализм даже, а этнократизм, когда нацией называют людей одной крови, а национальным государством - их объединение исключительно по принципу кровного родства. В России с многонациональным составом ее населения отождествление нации с этносом (или народом) чрезвычайно распространено как в обыденной жизни, так и в теоретическом сознании. Отсюда либо крайне националистические лозунги типа «Россия для русских», либо рецидивы имперского сознания с его верой в верховенство стоящей над всеми народами и объединяющей их всех власти в лице царя, генсека, президента, т. е. сугубо персонализированной власти. И то, и другое свидетельствует о том, что в России еще не сложилось национальное государство. Данное обстоятельство, кстати, является дополнительным препятствием на пути вхождения России в современный глобальный мир.

Елена Немировская