Гонимый поэт Кулебякин Игорь

СТИХИ

Жене

Твоя любовь во мне отражена,

Она горит всё ярче, не сгорая.

Моя вселенная, моя жена,

Мой свет в оконце и дыханье рая.

И если вдруг среди житейских туч

Меня сметёт, как ветхую солому.

Твоя молитва – путеводный луч –

Не даст мне сбиться по дороге к дому.

Снова брошу курить, хоть совсем не курю,

Брошу пить, хоть не пьяница вовсе.

Я навечно к лесному уйду алтарю,

Поселюсь на забытом погосте.

Никому не понять протрезвевшей души,  

В сером мире увидевшей Бога.

В развалюхе-сторожке, в тревожной тиши

Буду жить удивительно строго.

И под вздохи расплющенных старых могил

Вспомню мира заблудшего битвы,

Чтоб навеки забыть, как дотоле я жил

Без креста, без любви, без молитвы.

1996 г. * * *

Моя страна нескошенных лугов,

Озлобленных сердец и серых лиц,

 Ряды хазарских кованных полков

Вдоль окровавленных твоих границ.

 Россия спит в тупом похмельном сне…

Какая рать из тьмы столетий прёт!

И лишь стрижи напоминают мне,

Что царства гибнут, ну, а жизнь – идёт!

 И скоро содрогнётся Третий Рим

От натиска голодных, жадных рас.

Бойцы в могиле…

Грязный пилигрим

Бредёт без веры.

В храме без прикрас

Идёт торговля бойкая у врат.

Нещадно солнце плавит купола.

Пронзительно стрижи с небес кричат,

 И лишь старушка шепчет:

 «Свят, свят, свят», – На краешке забытого села.

 * * *

Судьба тасует серую колоду,

 Вновь крести выпали – опять страдать.

Моя душа ползёт по небосводу,

И на неё святая смотрит рать.

А смертный грех душе ломает крылья,

Вот-вот сорвётся вниз дух-пилигрим.

Легчайших метеоров эскадрилья

Бомбит небесный Иерусалим.

Не избежать стремительных падений

В ту бездну, где «зубовный скрежет, плач...»

Коль наверху сейчас ты, без сомнений

Оскалил зубы призрачный палач.

Корявый демон в бездне – Абадонна

Бесстрастно точит огненный топор.

И счастлив ты, наивный, до тех пор,

Пока не огласил свой приговор

Судья подземного Синедриона.

Но можно обойтись без высшей меры

Лишь только силой беспредельной веры

В Отца и Сына, и Святого Духа.

Страдания земные, боль – химеры...

И не страшна костлявая старуха.

Ты пожелай ей: «Ни пера, ни пуха!»

Да и пошли подальше ... на галеры.

 2000 г. * * *

 Господа, юнкера…

Господа… В красно-белом аду Русь Святая.

Словно карточный домик, года

В бездну падают, смысл обретая.

 Святый Боже, Россию храни!

Нам не выдержать дьявольской битвы.

Третий Рим снова тонет в крови

Без креста, без любви, без молитвы.

И у нас теперь все – бунтари,

Всё смешалось на русских просторах.

Вместо виселиц здесь – фонари,

Справедливость – в строках приговоров.

Господа, юнкера… Господа,

Сберегите для правнуков жизни.

Дом Ипатьева – вход в никуда,

В гробовые года для Отчизны.

Лучезарный рассеялся свет,

Царь расстрелян, расстреляна Вера.

И на семьдесят будущих лет

Всем отмерена рабская мера.

Господа, юнкера… Господа…

Вифлеемская гаснет звезда.

2001 г. * * *

В тончайшем сне горит первооснова Моей души.

Сгораю без огня. Сухая «черноризница» сурово,

Как легкий призрак, смотрит на меня.

Она шипит: «Забыл Отца и Сына,

Попал под хвост вонючий к сатане.

 Я каждый нерв твой с наслажденьем выну

И прокалю на медленном огне».

 Я чувствую в ней неземную силу,

Я знаю, эта сволочь прокалит.

 Она зовет рогатую гориллу,

Уже горящая смола кипит.

Не передать словами бездну страха,

Гортань сжигает сумасшедший крик.

Душа горит, как ветхая рубаха,

В сетях молниевидных повилик.

Затянут дух в печной гудящий угол,

 Чудовищная боль, звериный рев.

Нет рук и ног – лишь прокаленный уголь,

И смерти нет, лишь треск первооснов.

Нет больше ощущения кошмара,

Есть страшный переход из мира в мир.

Душа в огне подземного пожара

Очищена до черно-красных дыр.

Казалось бы, уже совсем нет мочи

Терпеть без перерыва эту боль.

Но тает сумрак беспощадной ночи,

Душа ползет в привычную юдоль.

Урок предельно ясен – смерти нет,

А мы живем во лжи, себе на горе.

И наша жизнь – взбесившийся корвет –

Плывет безумно в дьявольское море.

 май, 2003 г.

 Россия ждёт Грядущего Царя

Россия ждёт Грядущего Царя,

Ведь нету власти «аще не от Бога».

Казалось бы, ещё чуть-чуть, немного –

И мы достигнем отчего порога…

Но отчий дом не примет бунтаря.

Последний Царь поруган и забыт.

 И некому нас вывести из мрака

В страну, – где русский дух и русский быт,

Где даже выпь не горестно кричит

И лает по-особому собака.

В страну, где был когда-то отчий дом,

Где так тепло душе и так спокойно,

 И жизнь текла размеренно и стройно…

 Туда заказан вход…

Хор непристойный Хулителей Христа – со всех сторон.

 Россия ждёт Грядущего Царя…

Но отчий дом не примет бунтаря.

* * *

Чуть слышный звон далёких колоколен,

Дождливая сиреневая грусть.

 Я третий год уже никем не болен,

Я третий год ищу свой новый путь.

 С забора вдруг прокаркала ворона

И клювом повела: «Поди, мол, прочь!..»

 Вот фигушки тебе!..

 Не превозмочь

Мне логики Небесного закона.

Я встану здесь, у старого забора.

 Капель для мыслей, словно камертон...

 С паломниками нового набора

Я буду слушать колокольный звон.

 Как много «званых»! «Избранных» – чуть-чуть,

Неузнанные бродят по планете...

 Холодного дождя косая ртуть

Стекает по размокшей сигарете.

Небесный мир почти неуловим,

Задавлен муторным земным началом.

 И вечный город Иерусалим

 За грозовым растаял перевалом.

 Всего лишь миг я видел чудный город,

 И снова дождь стекает мне за ворот.

* * *

В кармане нет и ломаной полушки,

Мне к этому давно не привыкать.

Цветёт сирень, и контуры церквушки

Струят сиреневую благодать.

Вечерний храм – часть неземного мира,

Куда не довезут нас поезда...

Багровый луч, как лёгкая секира,

 Рассёк реальность...

Горе-лебеда Росою плачет мне на сандалеты.

 Привычный мир уходит в никуда,

И освещает вечные сюжеты

Почти что Вифлеемская звезда.

* * *

Я вымолил жену у Бога,

И белый свет опять мне мил.

Сады небесного чертога

В моей душе

Он оживил.

Я снова истину постиг:

Без Бога горек каждый миг...

Россию вымолит у Бога

Безкровных мучеников сонм.

Пространство бывшего острога

Наполнит колокольный звон.

И Русь возглавит, как и встарь,

Пока неведомый нам Царь.