Юлия Которева, из жизни колонии-поселения

Приезд в колонию комиссии из столицы или даже местного большого начальника очень похож на стихийное бедствие.

Этот эффект создает даже не сам визит (которыйдлится от часа-двух до максимум трех-четырехчасов), а его ожидание.

Всю колонию начинает трясти за несколько дней до приезда большого начальства, и апогей этой“трясучки” наступает в последний день перед проверкой или утром того самого дня.

Кстати, неожиданных приездов комиссии практически не бывает. Начальство колонии всегда знает: к ним едет ревизор. Неважно, из своего ведомства или из прокуратуры.

Поэтому широкомасштабная подготовка к “моменту истины” начинается заранее. И этот процесс самым что ни на есть негативным образом сказывается на заключенных.

Во-первых, на практике колония живет по принципу “притирания” администрации и осужденных друг к другу. Наши колонии отличаются переполненностью, содержанием по нескольку десятков человек в одном спальном помещении, которое по закону называется общежитием, а в действительности является бараком или казармой. Во многих исправительных учреждениях нет горячей воды.

Есть проблемы с отоплением, заключенные содержатся в убогих, не ремонтировавшихся годами зданиях, пользуются вызывающими серьезные вопросы с точки зрения санитарии и гигиены туалетами (в основном на улице), душевыми, столовыми, прачечными, складами и т.д.

Понятно, что и администрация учреждений, и заключенные стараются хоть как-то приспособиться к жизни в таких условиях. Администрация, ссылаясь на отсутствие средств, использует всевозможные методы давления и запугивания, чтобы заключенные лишний раз не качали права, требуя положенного им по закону. В свою очередь, зэки, пытаясь добиться мало-мальски человеческих условий существования, ищут различные лазейки, чтобы улучшить свой быт и обеспечить повседневные потребности.

Приезд комиссии сразу же дестабилизирует этот повседневный процесс. Начинается лихорадочная“потемкинизация” внешнего облика колонии. Вывешиваются таблички там, где их раньше не было, составляются графики посещения различных служб колонии, иногда совершенно бессмысленные и ненужные. Лихорадочно обновляются разные списки, реестры, книги учета, графики дежурств и т.д. и т.п. Моется, подметается и подкрашивается все, что можно помыть, подмести или подкрасить. Закрывается на ключ все, что не стоит показывать. В поле зрения комиссии по ее предполагаемому маршруту передвижения по территории колонии, в пределах локальных участков и между ними, выдвигаются активисты всевозможных “советов правопорядка” “секций досуга и спорта”, которые должны на каждый вопрос любого члена комиссии отрапортовать в лучших традициях советского прошлого: “У нас все есть, нам ничего не надо! Жалоб и предложений нет”. Тех же, кто склонен качать права (свои собственные или других осужденных), вообще стараются под любыми предлогами убрать с глаз долой.

Каждый начальник колонии знает: приезд проверяющих обязательно будет иметь последствия, в лучшем случае в виде предупреждения, выговора или предупреждения о неполном служебном соответствии, а в худшем — можно и должности лишиться. К тому же нужно учесть, что наша пенитенциарная система продолжает оставаться военизированной, а в военной среде подчиненный всегда “дурак”, пока над ним есть начальник.

Так что начальство колонии ничего хорошего от комиссии не ждет и потому пытается максимально обезопасить себя от любых неожиданностей, предугадать, что именно будут проверять и где надо“постелить соломки”.

Понятно, что в условиях полной зависимости заключенных от администрации колоний в роли “крайних” ввиду приезда комиссии оказываются прежде всего сами сидельцы.

Закон предусматривает определенные ограничения прав осужденных при введении так называемого режима особых условий. То есть если в стране или регионе объявлено военное положение, или произошло стихийное бедствие (землетрясение или наводнение), или в данной колонии массовые беспорядки, групповое неповиновение осужденных. В этих случаях даже в колонии-поселении могут запретить свидания или выход за пределы учреждения, снять с работы, не отпустить в отпуск и т.д. Этот самый режим особых условий может быть объявлен на срок не более 30 суток министром юстиции по согласованию с генеральным прокурором. То есть процедура сложная и вроде бы не дающая возможности произвольно ограничивать права осужденных.

Так, в конце октября — начале ноября на протяжении почти недели мы ожидали приезда комиссии из Москвы. Не буду говорить о том, что все подметалось, убиралось и мылось. Слава богу, эти “особые условия” не коснулись свиданий, передач и телефонных переговоров.

Более того, весь персонал колонии-поселения и в субботу, и в воскресенье находился на службе. На небольшой территории бесцельно слонялись осужденные и  офицеры. По умолчанию предполагалось: и тем и другим доверено важное дело — ждать комиссию.
А она к нам так и не приехала — ни в субботу, ни в воскресенье...

Отсутствие внезапности проверок, отсутствие в составе комиссий независимых представителей общественности значительно уменьшает их эффективность. Однако, взглянув на это изнутри, могу сказать: в большинстве случаев приезд комиссии скорее создает для заключенных новые проблемы, чем решает старые. И мне кажется, что эта практика должна быть коренным образом пересмотрена.
Во-первых, комиссии и проверки должны быть четко разделены на плановые и внезапные и инспектировать деятельность администрации по управлению исправительными учреждениями (и отдельно — по соблюдению прав осужденных).

Во-вторых, все эти комиссии никак не должны влиять на обычную жизнь колонии, ограничивать права осужденных.

Хотите проверить, как администрация управляет колонией, как ведется документация, как исполняются должностные обязанности, как снабжается колония и каковы материально-технические условия учреждения, — проверяйте. Без вовлечения в этот процесс заключенных.

Хотите узнать, соблюдаются ли права сидельцев — как они питаются, лечатся, как устроен их быт и досуг, предоставляется ли им правовая помощь и т.д., — тогда все время общайтесь с заключенными, желательно без присутствия администрации, что избавит “жалобщиков” от последующего гнева начальства. В общем, надо отделить мух от котлет.

А сегодня зэки при слове "комиссия" воображают себе несколько дней аврала — жизни в условиях фактически чрезвычайного положения...