Растрел депутатов

Сегодня памятная дата, 18 лет назад расстреляли Верховный совет РФ. Тогда верх взяла исполнительная власть, и не отпускает его по сей день. Вспоминая события тех дней, надо упомнить, что несколько калужан ездили в те дни к Верховному совету, Назову Виктора Есипчука, был у здания телецентра, Вячеслава Тарасова, Рудольфа Панферова.
Мне кажется, что до сих пор нет информации по погибшим в те дни. Сейчас то здание обнесли забором. В 1993 году его не было. Будучи в 1995 году в пикете у этого дома, видел крест с лентами, видел стадион Красной пресни, где расстреливали людей. 18 лет это мало, надо отойти подальше, что бы правильно оценить те дни.

Вячеслав Горбатин.

Трагические события октября 1993 года многим омыли взор. Перед расстрелом 4 октября десятки депутатов крестил в осаждённом Доме Советов протоиерей Алексей Злобин, - он был секретарём комитета Верховного Совета по свободе совести. Время способствует осознанию событий - на расстоянии затухают страсти. Кто-то одумался, когда обнажилось сокрытое. Годовщина трагедии обязывает к её объективному осмыслению.
Прежде всего, о причинах переворота. Его сторонники до сих пор утверждают, что народные депутаты РФ были избраны при коммунистическом Советском Союзе, поэтому их деятельность в независимой России была по существу незаконна, и они подлежали роспуску. На это можно указать, что и Ельцин тоже был избран президентом республики в составе СССР, а не как президент независимой страны. Далее все время говорится, что российский парламент мешал реформам президента. В то время как, напротив, Съезд избрал Ельцина Председателем Верховного Совета, выведя его из политического небытия. Затем Съезд принял закон о введении поста президента и выдвинул Ельцина кандидатом в президенты. После чего парламент предоставил президенту чрезвычайные полномочия для проведения реформ. То есть, Ельцин как политический лидер состоялся только благодаря поддержке парламента и получил карт-бланш для благотворных преобразований. Только после того, как президент использовал свои чрезвычайные полномочиями не во благо страны: разрушил Союзное государство и развалил экономику, обездолил большинство жителей радикальными реформами, - парламентское большинство вынуждено было уйти в оппозицию «реформам». Именно крах реформ вынудил ельцинский режим пойти на силовой переворот, чтобы уничтожить мощную оппозицию в лице высшего органа государственной власти страны (каковым был Съезд народных депутатов), добиться безнаказанности и навязать стране жёстко авторитарный режим, защищающий новый правящий слой и компрадорский номеклатурно-олигархичекий капитализм.
Вспоминаются эпизоды в осаждённом Доме Советов после указа N 1400 21 сентября 1993 года. На первом заседании разогнанного Ельциным Съезда по электронной системе выпало выступать одним из первых. Я призвал депутатов исходить из реальных фактов: президент, безусловно, является узурпатором и совершил государственный переворот, но он, в отличие от Верховного Совета обладает рычагами власти. Поэтому Съезд должен отказаться от обличительных бездейственных деклараций и утопических призывов, а принимать решения, которые способны реально остановить беззаконие. В этом смысле я озвучил предварительно размноженный на нашей полиграфической технике РХДД, незадолго до этого завезенной в здание Верховного Совета, проект постановления Съезда. В нем предлагалась чрезвычайная концепция выхода из чрезвычайной ситуации. В первом пункте предлагалось назначить сроки одновременных досрочных выборов президента и народных депутатов. Во втором - вступить в переговоры с президентской стороной для разработки правовых основ досрочных выборов. В третьем - в случае отказа президента пойти на законные досрочные выборы квалифицировать его действия как государственный переворот, что является тягчайшим преступлением. В итоге предписывалось всем силовым структурам страны приступить к задержанию участников переворота. Я пытался сформулировать реальную концепцию выхода из кризиса - задать поле между альтернативами: президентским заговорщикам предлагалось мирное разрешение конфликта, отказом от этого они обнажали свои узурпаторские мотивы и потому на законных основаниях подлежали аресту. В ответ со всех сторон, в том числе и от своих коллег патриотов-государственников я услышал обвинения в том, что предлагаю вступать в переговоры с узурпаторами, которые находятся вне закона. То есть услышал очевидные, но политически беспомощные декларации политиков, призванных к спасению страны. Выступая затем каждый день, мне с помощью Олега Румянцева удалось убедить Съезд принять-таки решение о досрочных одновременных выборах, но сделано это было уже после силовой и информационной блокады Дома Советов, отчего за пределами колючей проволоки никто об этом решении узнать не мог.
Через несколько дней после переворота руководство Верховного Совета поручило мне провести переговоры с председателем Центрального банка Виктором Геращенко о том, чтобы банк перечислил Верховному Совету причитающиеся ему финансовые средства, без которых невозможна нормальная жизнедеятельность высшего органа государственной власти. Виктор Владимирович вышел из своего кабинета на лестничную клетку и сказал примерно следующее: если меня снимут, это не нужно и вам, только оставаясь здесь, я смогу как-то поддерживать вас, поэтому я могу срочно перечислить отпускные депутатов и сотрудников Верховного Совета, - это тоже приличные средства. На том и порешили. Но и за этот совершенно законный шаг «демократические» СМИ обвинили председателя ЦБ в предательстве.
До сих пор слышны слова о попытке коммуно-фашистского переворота, хотя об этом уже не прилично говорить. Примерно 25 сентября 1993 года ко мне в Доме Советов обратился знакомый американский тележурналист:
- Как вы - демократ по убеждениям - могли оказаться среди экстремистов и фашистов?
Я спросил, где он видит таковых. Журналист показал на площадь перед Домом Советов. Мне пришлось указать на очевидные факты. Всегда и везде политические перевороты сопровождаются выплеском на улицы экстремизма. С той лишь разницей, что у нас не бьют витрин, не жгут автомобили, не избивают милицию, что, в обстоятельствах гораздо менее радикальных, уличная толпа делает всегда в «добропорядочной» Америке и Европе. И сегодня нужно признать объективное: вплоть до 3 октября при потоках лжи в средствах информации, полной блокаде с колючей проволокой (даже машины скорой помощи не пропускались), отключении всех средств жизнеобеспечения - в течение двухнедельной эскалации насилия тысячи защитников Дома Советов вели себя невиданно сдержанно. Далее я попросил журналиста указать мне хотя бы на одного депутата-экстремиста или фашиста. Или, хотя бы на одно экстремистское фашиствующее выступление депутатов, или такого рода постановление российского парламента. Ничего подобного американский журналист привести не мог, ибо депутаты в той ситуации проявили удивительную уравновешенность.
Никаким коммуно-фашизмом в депутатском корпусе не пахло. Другое дело, что происходящее у стен Белого Дома, как всегда в подобных обстоятельствах, было неуправляемо со стороны парламента. Откуда пришли и кому были выгодны отряды РНС Баркашова с фашистской символикой марширующие у американского посольства и перед зарубежными телекамерами? То же и большевистские вопли агитбригады Анпилова. Как президентской пропаганде без таких провокаторов удалось бы убедить мир в коммуно-фашистском путче?
Один из примеров провокаций. За несколько дней до расстрела я подъехал к Краснопресненскому райисполкому, в котором был своего рода штаб той группы депутатов, которая осталась снаружи колючей проволоки вокруг Дома Советов. На моих глазах к райисполкому подбегает группа вооруженных до зубов молодых людей в камуфляже. Они ставят к стенке и разоружают милиционеров, наряд которых постоянно находился в машине при входе. Размахивая огромными «базуками» - ручными пулеметами, они поднимаются по этажам, обыскивая всех встречных. Я следом за ними вхожу в кабинет председателя райисполкома. Саша Краснов стоит за столом с большим количеством телефонов под дулами автоматов-пулеметов. Я называю себя и спрашиваю, в чём дело. Александр:
- Виктор, они требуют, чтобы я немедленно отдал распоряжение всем отделениями милиции района выдать им оружие. Во-первых, у меня нет на это никаких полномочий, и меня никто не послушает. Во-вторых, милиция в данный момент занимает нейтральную позицию, и подобная акция немедленно подтолкнёт её выступить против Верховного Совета.
В общем, нам удалось убедить баркашовцев (это были они), в бессмысленности требований. Это был не наивный патриотический энтузиазм, а хорошо продуманная провокация, и если бы она удалась, кровопролитие началось бы раньше. Кстати, никто из баркашовцев не попался при штурме Дома Советов, все вовремя ушли известными им подземными тропами или дырами в оцеплении.
Каждую годовщину расстрела собирают массовые митинги протеста коммунистические организации - КПРФ Зюганова и радикалы Анпилова, что тоже способствует распространению мифа о «коммунистическом перевороте». Но у КПРФ не было своей фракции среди депутатов, коммунисты не имели большого влияния в парламенте. У Дома Советов они были тоже далеко не в большинстве, заметна была только малочисленная, но крикливая группа Анпилова. Уже забылось, что перед расстрелом лидер коммунистов Зюганов выступил по центральным телевизионным каналам и призвал коммунистов покинуть Дом Советов и не выходить на улицы.
После того, как Дом Советов изолировали колючей проволокой, я старался в различных «горячих» точках предотвращать насилие. Увёл с митинга с площади у здания МИД большую группу в тот момент, когда ОМОН по команде явно шёл на расправу с людьми. Около двух часов через мегафон разоблачительно-призывными спичами гасил импульсы агрессии со стороны ОМОНа, одновременно организуя не панический отход под натиском вооружённого до зубов милицейского отряда. У Киевского вокзала я призвал народ разойтись и собраться на следующий день в другом месте. В другой раз я оказался возле метро Краснопресненская, где перед милицейским заградительным кордоном собралась большая масса народа. Забрался на троллейбус, но без мегафона я безоружен. Обратился к людям с просьбой найти мегафон. Через полчаса какой-то бойкий парнишка принёс, а как это было, описал в своём дневнике белодомовского сидельца Хасбулатов: «Ребриков рассказывает: вчера у Аксючица не было мегафона для выступления перед стихийной демонстрацией. Парнишка лет 12 вызвался пройти через все кордоны и доставить. Прибежал. Говорит: «Меня дядя Аксючиц прислал за мегафоном, - от него передал записку: «Срочно нужен мегафон». - Я пройду, я знаю как пройти», - и пронёс, чертёнок».
Вскоре пошёл проливной дождь, но обстановка накалялась, люди заботливо передавали нам на троллейбус сухую одежду, зонтики. Я читал постановления Верховного Совета, противоборствующим сторонам вещал о ситуации, призывал ОМОН не проявлять насилия по отношению к своим согражданам. В результате нескольких часов «пропаганды» омоновцы начали размягчаться, поддались нашим уговорам и стали передавать в Дом Советов еду и лекарства. Дело шло к тому, что могли пропускать врачей. Далее поступила команда (цитируется по записи радиоперехвата):
- Начать оттеснение, не дать возможности прорыва демонстрантов. Сейчас от «Мира» подбросим подкрепление...
- Как действовать?
- Оттесняйте, выдавливайте. Снимите с поливальной машины эту гниду Аксючица и других нардепов. Отобрать у них мегафон...
- Куда нардепов?
- Те, что с внутренней стороны - пусть стоят. Полезно помокнуть. А тех, кто вне оцепления, не пускать в Белый дом ни под каким предлогом. Если что - бить, но аккуратно, без следов...
- Поняли, погоним к «1905 году»...
Появилось несколько автобусов со свежим подразделением милиции, гораздо свирепее вооружённом и настроенном. Под руководством человека в штатском они стали оттеснять людей и окружали наш троллейбус. Пришлось спрыгнуть и вновь организовывать организованный отход под натиском ОМОНа. Несколько часов стена щитов по широкой улице теснила скандирующую толпу к станции метро 1905 года. Периодически некоторые горячие головы или провокаторы пытались бросать в ОМОН металлические трубы и булыжники - их приходилось осаживать. В другую сторону обращался с призывами не проявлять насилия к мирным людям, вышедшим на мирную демонстрацию. У метро прокричал, что мы честно выполнили свой гражданский долг и сейчас нужно уйти от столкновения с милицией в метро. Несколько молодых людей обозвали меня предателем. Я же ответил, что предательством было бы провоцировать гражданских людей к столкновению с вооруженным до зубов отрядом, явно готовым пойти на самые крутые меры. Кровавые столкновения могли начаться раньше 3 октября...
Конечно, у депутатов было много ошибок, слабости, глупостей. Но где и когда в радикальной ситуации, в которую вогнал страну указ N 1400, было иначе? Да, решение об одновременных досрочных выборах президента и парламента нужно было принять в первый же день заседания Съезда (как настаивал я и Олег Румянцев), а не через неделю, когда об этом уже никто не узнал, ибо информационная блокада была полная. (Гайдар в очередную годовщину лгал на страницах «НГ»: депутатов пришлось разогнать потому, что они не соглашались на одновременные выборы.)
Действительно, руководители Съезда проявили отсутствие политической и государственной мудрости. Примерно 27 сентября я принес руководству Верховного Совета проект постановления Съезда, в котором предлагалась одна из возможных (я убежден и поныне) моделей мирного урегулирования конфликта властей. Предлагал решением Съезда сформировать Конституционную Ассамблею. Задача такого рода экстраординарного органа (а ситуация и требовала только неординарных решений): разработка и принятие конституционных законов об одновременных выборах президента и парламента. Роль Верхней палаты Собрания мог выполнить Конституционный Суд, задача которого в ситуации остаточной законности найти границы допустимого в правовом смысле для выхода из чрезвычайной ситуации. Нижнюю палату предлагалось сформировать паритетно из представителей народных депутатов России и глав субъектов Федерации. Понятно, что это предложение, помимо всего, позволяло увеличить степень влияния Съезда, привлекая на свою сторону Конституционный Суд и губернаторов, которые в этот момент в помещении Конституционного Суда собрались на Совет Федерации, - как раз для поисков выхода из политического кризиса.
Председатель Верховного Совета Хасбулатов сжёг мой проект на свече (которая была единственным источником освещения) и дружески посоветовал никому об это не говорить, так как мы уже имеем одних узурпаторов, а эта затея превращает в узурпаторов и региональных руководителей. На мой вопрос: отцы-командиры, что прикажете делать? - я получил ответ: не рыпаться и ждать. Дождались известно чего. Лидеры противостояния президенту мало соответствовали трагической ситуации и безвольно отдавались революционной стихии, которая умело направлялась профессиональными провокаторами. Сначала был двухнедельный концлагерь, устроенный президентской властью парламенту страны, затем выстрелы в защитников Дома Советов из мэрии, и только затем возгласы Руцкого о захвате Останкина - вслед бросившейся туда толпе.
Сознавая приближающуюся кровавую расправу, я предпринимал попытки поспособствовать началу переговоров. Из Конституционного Суда позвонил митрополиту Кириллу и призвал срочно начать переговоры, а посредником может быть только Патриархия. Он сказал, что сегодня руководители РПЦ встречаются с президентом, но до этого хотели бы встретиться с председателями палат Верховного Совета Абдулатиповым и Соколовым. Я отвез их из Конституционного суда в Данилов монастырь, где был оговорен формат переговоров, начавшихся на следующий день. В переговорах участвовала делегация, представленная находящимися в Доме Советов, а я оказался за пределами колючей проволоки и потому непосредственно в переговорах участия не принимал. Запомнился эпизод, когда после многочасовых сидений в холл вышел заместитель председателя Верховного Совета Воронин и сказал мне, что достигнуто соглашение, которое сейчас перепечатывается, после чего оно будет подписано: демилитаризация ситуации вокруг Дома Советов, частичное снятие блокады - пропуск в Дом Советов корреспондентов, продовольствия, включение водопровода, начало переговоров о разрешении политической ситуации. После этих разумных тезисов он добавил:
- А завтра соберётся народ и - на Кремль... (Ещё пример роковой неадекватности).
Впоследствии депутат Валентина Домнина рассказывала, что в последний момент перед подписанием соглашения о перемирии Филатов сказал Лужкову, что президент не примет это соглашение, ибо оно узаконивает депутатов. Представители президента покинули переговоры, но средства массовой дезинформации объявили о том, что переговоры были прерваны по вине народных депутатов.
Танковый расстрел Дома Советов, к которому вынудил Ельцин армию, выплеснул на улицы столицы инфернальные силы. Самое страшное в том, что верховная власть не только разрешила, но и призвала к массовым убийствам, во многом организовала их. Как рассказывал впоследствии руководитель группы «Альфа», Ельцин приказал расстрелять в Доме Советов всех депутатов, приказал Коржакову пристрелить Хасбулатова и Руцкого. Слава Богу, «Альфа» не выполнила приказ, напротив, способствовала мирному выводу депутатов им многих защитников из Дома Советов. В прессе писали о сотне снайперов (собранных Коржаковым по стране и за её пределами), которые отстреливали обе противостоящие стороны и мирных жителей, чтобы взнуздать конфликт и вынудить спецназ к штурму Белого Дома. При этом со стороны Дома Советов не было ни одного выстрела, которым кто-либо был ранен или убит. Беззаконие власти мгновенно отозвалось разнузданием звериных инстинктов у тех, кто не чувствует Бога в душе. Толпы мирных жителей глазели на расстрел и рукоплескали танковым залпам. Штурмовые отряды, сформированные из армейских выродков, спецслужб, а также частных охранных фирм, при первом запахе крови мгновенно расчеловечились и устроили кровавую бойню.
Инфернальную атмосферу вокруг Дома Советов отражает фрагмент расшифровки милицейского радио-эфира в ночь на 4 октября 1993 года:
«Никого живым не брать... Мы их перевешаем на флагштоках везде, б..., на каждом столбу перевешаем, падла... И пусть эти пидарасы, б..., из Белого дома, они это, суки, запомнят, б..., что мы их будем вешать за...! Ребята, они там, суки, десятый съезд внеочередной затеяли... Хорош болтать, когда штурм будет? Скоро будет, скоро, ребята. Руки чешутся. Не говори, поскорее бы!... А мы их руками, руками. Анпилова ОМОНовцам отдать, вместе с Аксючицем и Константиновым».
Вооруженные подонки расстреливали людей у бетонных стен стадиона, в подвалах, в укромных местах окрестностей Дома Советов избивали и пристреливали попавшихся безоружных, охотились за мелькающими в окнах жителями. Особенно усердствовали анонимные профессионалы, как впоследствии писали газеты - «снайперы Коржакова». Установлено около тысячи убитых. Сотни родителей с портретами расстрелянных молодых людей являлись на каждую годовщину к поминальному Кресту возле Дома Советов. А сколько убитых было сожжено в столичных моргах?! Мой друг, прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры Володя Соловьёв бросил в радио-эфире короткую фразу, которая всё во мне перевернула. Ведущий передачи спросил, что заставляет его так ретиво отстаивать свою позицию. Он ответил:
- После того, как я увидел около Белого Дома окровавленные машины с телами молодых людей, меня ничто не заставит говорить или делать что-либо противное своим убеждениям.
И никто за это не понес никакой ответственности!
Никакие ошибки белодомовцев, все провокации вокруг не оправдывают массовую кровавую бойню. Через два дня после расстрела Дома Советов я имел возможность спросить советника президента Сергея Станкевича без споров
- Кто виноват, кто прав, что законно или нет, - зачем же танками, зачем столько крови, если своих целей вы могли достичь менее жестокими средствами, например, усыпляющими газами?
Ответ я получил искренний:
- Это акция устрашения для сохранения порядка и единства России, ибо теперь никто и пикнуть не посмеет, особенно руководители регионов.
Столичная интеллигенция и потребовала от президента перманентного устрашения, называя это демократией. После кровавого расстрела Дома Советов группа московских интеллектуалов в своем обращении, видимо, устыдясь своей слабости («нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми»), так определила самое «грозное» в происходящем: «И «ведьмы», а вернее - красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грозно оскорбляли народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать... Хватит говорить... Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной... демократии?» Пушечной демонстрации и расстрелов сотен молодых людей оказалось недостаточно, требовали чего-то более радикального.
И доныне одни из них заклинают, что благодаря кровавой расправе над политическими оппонентами шаг к демократии мы сделали, другие же убеждены, что тогда поступили правильно, хотя и признают, что ни к какой демократии это не привело. И никаких тебе мальчиков кровавых в глазах - всё та же классовая ненависть застит взор! Впоследствии только у Юрия Давыдова хватило мужества признаться: «Мне не следовало пользоваться правом на глупость». У авторов обращения проявлялась не только глупость. Самые известные из подписантов впоследствии не защищали свои расстрельные призывы (Белла Ахмадулина, Василь Быков, Даниил Гранин, Дмитрий Лихачев, Булат Окуджава, Виктор Астафьев). Один из печальных итогов того времени: обе стороны хуже, ибо ещё не сформировалась новая политическая элита России.