Истоки гражданских прав в России – год 1785

Отрадно заметить, что разговоры и понимание важности построения гражданского общества происходит на всех этажах нашего общества. Московская школа политических исследований подготовила к изданию книгу Ричарда Пайпса: Истоки гражданских прав в России – год 1785
Наш земляк, Евгений Ефремов, из Кондрово, подготовил рецензию на эту книгу и ниже её помещаем:
Об устремлениях Великих

Это последняя на сегодняшний день работа американского историка за 60 лет изучения им прошлого России. Она посвящена событию, которому уделяется мало внимания: Жалованным грамотам дворянству, а также на права и выгоды городам. Это была попытка Екатерины II ввести в России сословия на западный манер, с обязанностями, правами и привилегиями. Приживись они тогда, сейчас бы мы все жили в более современном государстве.
Я давно обращаю внимание на работы этого исследователя, но только сейчас, только вчитавшись, разгадал секрет языка изложения, чрезвычайно хорошего для историка. О степени культуры повествования мне известны аналогичные голоса рецензентов на вышедшую в свое время на английском
работу в трех книгах «Русская революция». Его перо уникально и дает нам возможность «с другого берега» узнать о непреходящих реалиях русской жизни, которые лучше бы ушли, как нежелание подавляющего большинства, из имевших права в XVIII веке, участвовать в общественой жизни. На «том берегу» наука сохранялась, там русский беженец, историк М.М.Карпович
мог в 50-х гг. ХХ века передать свои знания о России современным светилам: Марку Раеву, Леопольду Хеймсону, Николасу Рязановскому, Ричарду Пайпсу и другим.
После вступления и краткого эскиза формирования личности Екатерины II
автор излагает в сжатом виде историю становления вотчинного принципа управления страной в Московском царстве и дошедшего до времени царя Алексея Михайловича. « Будучи преемниками монгольских ханов, великие князья московские считали себя безраздельными владельцами своих княжеств со всеми их составляющими, включая людей и ресурсы; подобное мироощущение блестяще передано в высказывании Ивана III: «Кому хочу, тому и дам княжество» (с. 9). Речь идет о Московском княжестве, т.е. о всей стране. Это убеждение он и воплотил в жизнь, отдав государство как собственность младшему сыну в обход старшего. Пороки вотчинного строя начали осознаваться русским правительством во второй половине XVII века в связи с неудачами на поле брани. Сначала оно хотело просто пересадить европейскую организацию войска и наслаждаться победами, сохраняя патримониальный принцип устройства государства. «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом» [1], - как то откровенно выразился Петр I, все реформы которого были направлены на одержание военных побед, прежде всего в ратном противоборстве со Швецией, которое он и начал. Однако, именно элита не дала монархам повернуть дело русской свободы вспять: она в лице дворянства добивалась все больше и больших послаблений себе, превращаясь из служилых подданных в сословие на западный образец.
Если окинуть взглядом все, что вышло на русском у этого автора, то можно сказать, что в подавляющем большинстве они посвящены взаимоотношениям, с одной стороны, носителей прогресса российской свободы: в идеях и их воплощении, а с другой, их антиподов: российской системы власти и самих лиц, ее представляющих. В работах Пайпса действуют не безликие силы, а люди. При анализе личности Екатерины II подчеркивается, что от получения воспитания в Европе, от изучения современной политической мысли Запада на месте жены наследника престола она дошла до установления необходимого для России на месте императрицы. Здесь снова вспоминается спор роли личности в истории. Через много лет после воцарения, на третьем десятилетии своего царствования, чем руководствовалась Екатерина, уже нареченная Великой, при проведении реформ в государстве? Может построже с подданными и дворянству добавить служебную нагрузку? Или вернуться к вотчиному принципу правления, который к добру ли продолжал сворачивать предыдущий монарх? Где гарантия, что бунт, подобный пугачевскому не повторится? А Екатерина II неожиданно стремится увеличить поддержку верхних слоев общества, дав дворянству и третьему сословию выгоды от неотделимых от них прав и привилегий, что было беспрецедентно в России. Она снова идет на реформы, испытывая интеллектуальное влияние политического мыслителя. На этот раз им оказался британский юрист Уильям Блэкстоун. Его «Комментарии к английским законам» сменили на столе императрицы том Монтескье «О духе законов». Среди ее обширных выписок до наших дней дошла и эта: « <…> рассуждено за благо учредить сообщество или товарищество членов для придания им выгод и прав, которые таковым посредством остаются при них в продолжающемся наследстве и получают род законного бессмертия.
Сии общества или товарищества называются политическими корпусами
сorporatа, быв устроены для подкрепления и распространения ремесел, художеств, наук и торговли. Они, беспрестанно существуя, увековечивают права, коими каждый из сочленов их пользуется, представляя, так сказать, пред очами закона единое лицо и единственную собственность, ибо имеют единую волю, основанную на большинстве голосов» (с. 28-29). Внимательный читатель не пройдет мимо подспудного утверждения о таком определяющем влиянии идей на людские поступки. А я скажу больше: уверенность в том, что идеи определяются интересами, несостоятельна. Сам интерес, все общественно значимые поступки homo sapiens определяются убеждениями и ценностями.
Родословная российской свободы давно ведется не с декабристов, а с реформаторов у власти, отмеченных кем-то из классиков литературы изречением, что правительство в России – первый европеец. Однако, безымянный автор статьи «Либерализм в России» из Википедии в конце прошлого года ведет его происхождение от участия М.М.Сперанского в правительстве Александра I. Брать нужно раньше: от издания в России по велению Петра Великого трудов западных политических мыслителей, начиная хотя бы с известного Джона Локка.
Обращает на себя внимание состав авторов, на работы которых опирается Пайпс. Есть ссылки на российские и зарубежные исследования, а большинство составляют труды историков из времени старой России. Это верно отражает состав авторитетных специалистов по истории эпохи Екатерины: от известнейших П.Н.Милюкова и В.О.Ключевского до сменившего последнего на кафедре Московского университета А.А.Кизеветтера, а также А.В.Романовича-Славатинского, И.И.Дитятина, Н.Д.Чечулина. Внимательное чтение Пайпсом трудов последнего позволяет ему сказать о времени появления провинциального общества – это вторая половина XVIII века, когда служба для дворян перестала быть обязательной. Тогда провинциальное дворянство смогло осознать себя отдельным объединением и даже противоположностью государству. С того же времени появляется и общественное мнение, которое приходилось уважать императрице, как приходится считаться с ним и уступать ему хотя бы строителям «газоскреба».
Поневоле приходится сравнивать работу Пайпса с прочитанной в начале года статьей известного отечественного специалиста по эпохе Екатерины Великой А.Б.Каменского на тему значения Жалованных грамот. В конце
он объясняет малое их воздействие на эпоху условиями «самодержавия и социального порядка, основанного на крепостничестве» [2]. Выдано это без
всяких аргументов. Рецензируемый автор объясняет проблему нежеланием дворян и горожан вести работу в органах самоуправления своих корпораций, относясь и к этой деятельности как к еще одной тягостной повинности, требуемой государством. По поводу диссонансов, даже стилистических,
возникающих при чтении двух современных авторов, приходит на ум мое давнее соображение, что современная российская историческая наука до сих пор не освободилась от разрушающего влияния на нее советского идеологического пресса. И это еще не все: со времен старой России на ней лежит груз искажающего воздействия цензуры, которая продолжалась до 1905г. Академическая же культура испытывала до конца империи давление русификации, имеющее четкое выражение в национальном составе Российской Академии наук. Если при ее рождении в XVIII русские составляли 26 процентов ее членов, то в 1917г. усилиями правительства
ее состав оказался мононационален. Процесс зашел так далеко, что даже наметилась тенденция к обособлению дисциплины истории от основного пути развития мировой науки. Думаю, что последствия этих явлений сохранились и до наших дней. Мы в процессе освобождения от родимых пятен прошлого, который борется с нежелающими сдаваться и даже наступающими советскими реалиями.

1) Ключевский В.О. Курс русской истории. Т.IV. М, 1937. С.225.
2) Каменский А.Б. Юбилей упущенных возможностей./ Родина. №2, 2010. С.29-31.

Евгений Ефремов


началось, пожалуй, со смертью Сталина. До этого «большой» ученый лично
осуществлял контроль за исторической наукой, например внося правки в учебник для высшей школы, к первому году преподавании истории в советское время, который пришелся на 1934.